Бонни:
Мне так тяжело говорить об этом. Невозможно прийти в себя оттого, что произошло. Наша жизнь разрушена. Я абсолютно потеряна и не представляю, как жить дальше.
Когда Карл вернулся вечером как обычно, я сразу почувствовала недоброе. Таким я его никогда не видела. Я прижалась к Марку, и мы молча следили за Карлом. Очень долгое время ни одного слова не было сказано. Где-то в первом часу ночи мы все поднялись на крышу, где муж начал говорить, что мы не можем больше здесь оставаться, что все его усилия напрасны, и нас никогда не оставят в покое. Не знаю, что так страшно повлияло на Карла, но вдруг я поняла, что он имеет в виду вовсе не очередной переезд, он задумал убить нас всех. Я с ужасом взглянула на Марка, он был очень бледный и неподвижный. По-моему, он тоже всё понял.
Карл подвёл нас к краю крыши. Он крепко взял нас за руки, закрыл глаза и поднял лицо к небу.
— Не бойтесь, — произнёс он, — я не позволю им это сделать. Я спасу нашу семью – мы будем вместе!
Я закричала и начала вырываться. Карл сделал шаг вперёд и, падая, повлёк меня за собой. Совершенно не понимаю как, но я сумела ухватиться одной рукой за карнизную трубу и намертво вцепиться в неё. Другая моя рука выскользнула из руки Карла. И тут я почувствовала, что кто-то пытается втянуть меня обратно на крышу. Это был Марк; если бы не он, я всё равно, наверное, упала бы.
Марк сумел освободиться от Карла ещё до падения и устоять на крыше, а ведь у него теперь только одна рука. Мы крепко сжали друг друга в объятиях и не двигались, пока не услышали полицейские сирены: соседи обратили внимание на крики и шум.
Теперь мы с Марком остались вдвоём. То есть, почти втроём – мне скоро рожать. О Карле мы не говорим, но не проходит дня, чтобы мы не думали о нём.
Прости нас, Карл, любимый. Прости за то, что в тот момент мы просто были не готовы пойти с тобой. Но я знаю, когда-нибудь, рано или поздно, мы будем вместе!