Чай давно был выпит. Царевна, которую, как нарочно, звали Машей, хлопотала на кухне.
Она была мила до неприличия, как большая ожившая кукла, кареглазая, розовощекая, со светящимся от тепла телом.
Костя блистал остроумием. Неловкость давно ушла, но стрелки показывали без четверти двенадцать…
— Ну что, хозяюшка, — наконец сказал он. — Благодарствую за хлеб-соль… Пора добру молодцу в путь-дорогу.
— И что — пойдешь? — спросила Маша, почему-то вздрагивая от смеха.
— Пойду…
— Вот прям пойдешь?
— Ну… да.
— Вот дурачок. — Маша вдруг села ему на колени, обхватила его голову и стала целовать в нос и в щеки, приговаривая: — Ну чего же ты такой дурачок? Ну чего? Ну чего?..
— Эээээ… — мычал Костя, закрыв глаза. Маша целовала его с жаром — так, что ему казалось, будто его окунают в сладкий кипяток. — Ну чего? Ну чего? — бормотала она, нащупав губами его губы. — Вот! Хи-хи… Красный такой.
— Ты тоже.
— Я не красная… Я румяная… Это разные вещи… Ну что же ты? Целуй меня, дурачок… — она подставила Косте губы, большие, вкусные, как клубника, и Костя впился в них горящим ртом.
— Ой! Ой,…