Малахитовая шкатулка

Малахитовая шкатулка

Это был кромешный ад: свист – удар, свист – удар, … Я орала, не умолкая ни на секунду, и извивалась в безумных попытках увернуться от провода, но он неизменно находил мою задницу, более того, каждый раз удар приходился точно на миллиметр ниже предыдущего. Я пыталась выкрикнуть мольбу о пощаде, но что-либо выговорить была не в состоянии – я просто ревела как раненный зверь. Это длилось очень долго, я уже ничего не соображала …

Вдруг порка прекратилась. Некоторое время я лежала, не двигаясь, уткнувшись лицом в стол. Я захлёбывалась рыданиями, по лицу были размазаны слёзы и сопли. Немного отдышалась и повернула голову к своему мучителю – Марк стоял, прислонившись к стеллажу и опустив руку с проводом.

«Всё?» — с надеждой подумала я.

— Тридцать, отдохни немного, — сказал Марк.

«Только тридцать??? Больше я не выдержу!» — от этой панической мысли я зарыдала в голос.

— По-пожалуйста, Марк, хватит, я не могу больше, я умру просто, — сквозь слёзы умоляла я.

— Не умрёшь, — он мотнул головой, — ты девушка крепкая, кровь с молоком. И опять это было сказано с насмешкой, но как-то грустно.

И тут я неожиданно почувствовала, сквозь боль и жжение в ягодицах, что я ужасно хочу заняться с Марком сексом, хочу, чтобы он взял меня прямо здесь и прямо сейчас. Неужели это возможно в такой ситуации? Не может быть! Но … вот же, даже промежность стала влажной. Я сумасшедшая что ли?

— Продолжим, — сказал Марк, и страх заглушил все остальные мысли и чувства.

Я уже поняла, что просить о снисхождении бесполезно и только глухо рыдала. Я молилась про себя, чтобы всё это скорее закончилось.

Следующие тридцать ударов были ещё ужаснее, потому что приходились по уже выпоротым местам. Опять я билась, вопила, поминала то господа, то мамочку. Как я хотела в эти минуты покинуть собственное тело и куда-нибудь улететь … или превратиться вон в того паучка на стеллаже… . Потом мне показалось, что боль остается где-то внизу и немного стихает, как будто вместе с телом погружается в болото… . Это я начала терять сознание. Марк заметил это, прекратил на некоторое время избиение и поднес мне к носу пузырек с нашатырём. Я дернула головой, сознание прояснилось. Марк дал мне ещё немного отдохнуть.

— Осталось сорок, — без всякого выражения сказал он.

К этому моменту я уже охрипла и совсем обессилела. Или Марк меня пожалел и бил слабее, или боль начала притупляться. Во время последних сорока ударов я дёргалась и хрипло стонала, сознание опять чуть не покинуло меня, понадобился нашатырь.

Наконец экзекуция была закончена. Самостоятельно одеться и уйти я не могла. Сползла со стола, попыталась сделать несколько шагов, чуть не упала — ноги не слушались … Марк осторожно натянул на меня юбку и блузку, помог обуться. Нижнее бельё и колготки положил мне в сумку. Потом он посадил меня на заднее сидение машины. Сидеть на моей несчастной истерзанной попе я не могла и завалилась на бок.

Марк довёл меня до квартиры и подождал, когда я отопру дверь и войду.

Три дня я пролежала на животе, вставая только выпить воды и в туалет. На попу невозможно было взглянуть без слёз и ужаса – сначала она была вся красная и синяя, а через две недели стала жёлто-зелёная. Конечно же, ни на какое море я не поехала. Приходила в себя, и только к концу отпуска более-менее вернулась к нормальной жизни. Хорошо ещё, что все друзья и родственники думали, что я в отъезде, и не донимали меня ни звонками, ни визитами. Я пыталась не думать, забыть об этом происшествии, но мысли снова и снова возвращались к нему. По ночам мне снился тот гараж, стол и провода в руках Марка, я просыпалась в холодном поту от ужаса. Но иногда я видела другие сны, намного более приятные и, хотя там тоже были мой истязатель, стол и гараж, но просыпалась я в сладкой истоме, долго нежилась в постели и мечтала о том, чего никак не может быть.

****

Соседка выписалась из больницы, правда чувствует себя неважно, правая рука плохо слушается. Я стала к ней заходить, то продуктов принесу, то с делами домашними помогу немного. Марк сдержал обещание – никто ничего не узнал, даже тётя. Алевтина Марковна мне про своих предков рассказывает, по их биографиям историю без учебников изучать можно. И про племянника при мне часто вспоминает, какой он хороший мальчик, заботливый. Иногда посмотрит на меня немного лукаво, да и проговорится как бы невзначай, что Марик мной интересовался раньше, до её болезни. Знала бы, как мне тяжело это слышать! Ведь и он мне нравился. А теперь – всё, нет никаких шансов… Или? … Мечтаю с ним у соседки «случайно» встретиться и попытаться ему объяснить, как было дело. Теперь то, после всего этого, он мне должен поверить?!