Съем пирожок!
А Машенька из короба:
Вижу, вижу!
Не садись на пенёк,
Не ешь пирожок!
Неси бабушке,
Неси дедушке!
— Ишь какая глазастая, – говорит медведь, – всё видит! Поднял он короб и пошёл дальше. Шёл-шёл, шёл-шёл, остановился, сел на пенек и говорит:
Странно, очень странно. Будто кто-то двигается там.
Открыл груз свой. Пирожки глядят на него, румяные, манящие…
А сил у Маши сидеть там больше и не было.
— Ах, ты хитрюга, что делаешь? Сбежать хотела? Ну, вот и последний денек твой.
— Да нет же, верзила. Этого я и хотела. Там, в избушке, мышка-норушка не давала мне исполнить фантазии давнишние. Видишь ли, хочется с медведем попробовать. Мужчины, давно уже не те. Все спились, скурились в деревне, не говоря уж о модной голубой волне.
— Машенька, что ты, что ты. Хрупенькая, сломаешься.
— Не надо меня недооценивать.
А одета была Машенька в коротенькую кожаную юбочку из-под которой, даже и нагибаться не надо было, видны резинки черных прозрачных чулочков. Блузка была почти прозрачная и такая тесная, что чуть ли не рвалась на груди.
— Давай, зверь! Ну начинай же!!
Член у медведя колом стоял, только одно ему было нужно. Но разумом Косолапый понимал, что это противоестественно и сдерживал пыл как мог.
— Я начну, – сказав это, Машенька встала на колени, подползла к зверю и обвила член руками. Она начала потихоньку поглаживать его. Целовать. Засовывать в рот. Руки работали все быстрее. Быстрее.
Разум у медведя помутился. Он положил ей лапу на затылок, начал насаживать ее на свой инструмент. Быстрее. Быстрее.
Член уперся ей в глотку. Брызнула сперма. Машенька не успевала глотать ее. Сперма забрызгала ей лицо, попала на грудь.
— Ты же не хочешь большего? Я тебя порву.
— Хочу тебя! – Машенька уперлась руками в пенек, раздвинув ноги, как только могла.
— Ну, я предупреждал.
Косолапый прислонился к ее промежности и резко втолкнул туда свой член. Оба стонали как неистовые. Он двигался неуклюже, но быстро. Руками мял груди. Быстрей и быстрей.