Аккуратно протиснувшись в палатку с импровизированной подушкой в одной руке, я посветил фонариком в поисках своего места. Детишки посапывали, завернувшись в спальники. Тоня лежала рядом с детьми, оставив мне узкое место у самой стенки.
Стараясь не наступать ни на чьи ноги, я втиснулся в отведенное мне место и понял, что если не интимная, то уж физическая близость с Тоней мне обеспечена. Я мог лежать только на боку, тесно прижавшись к Тониному телу. Вариантов было всего два – либо я прижимался к ней животом, либо спиной и задницей. Во втором случае мое лицо всю ночь терлось бы о палаточную ткань, и я, немного поворочавшись, повернулся к Тоне лицом.
Тоня лежала на спине. Молния ее спальника не была застегнута и моя рука в поисках удобной позы как бы невзначай оказалась на ее животе. Вернее, рука легла на толстые шерстяные рейтузы, которыми она утеплилась на ночь, заменив легкие спортивные брюки, так достоверно продемонстрировавшие мне соблазнительные Тонины формы. Ни звуком, ни движением Тоня не отреагировала на такое посягательство на честь и достоинство своего тела. Скорее всего, она ждала от меня каких-то подобных действий, а любые звуки и движения с ее стороны были ограничены теснотой в палатке и наличием в закрытом пространстве шести маленьких ушек. Судя по равномерному трехголосому сопению, наши отпрыски сладко спали и не догадывались о тех трудностях, которые возникли у половозрелых обитателей палатки. Будить их неосторожными движения ми наших тел явно не входило ни в мои, ни в Тонины планы.
Дав Тониному животу немного привыкнуть к тяжести моей руки, я слегка пошевелил пальцами, лежащими прямо на лобке, погладил ладонью мягкую на ощупь ткань, плотно обтягивающую Тонин живот и, не получив никакой реакции, понял, что могу предпринять более активные попытки проникновения к женским прелестям, скрытыми несколькими слоями трикотажа.
Изловчившись, я напряг руку и протиснул ладонь под тугую резинку рейтуз, но к своему удивлению нащупал не кожу, а лишь следующую преграду. Вместо теплого тела я ощутил ладонью рельефную поверхность хлопчатобумажных колготок. Тоня, увы, никак не могла помочь мне в моих усилиях. Она могла лишь им не мешать. Наши лица были почти рядом, и я улавливал в тесноте ее дыхание, учащающееся в тот момент, когда мои пальцы, прижатые к ее лобку, начинали хоть какое движение.
Не останавливаясь на достигнутом, я стал на ощупь искать границу колготок, чтобы проникнуть под них. Но не тут то было! Если резинка рейтуз лежала где-то в районе Тониного пупка, то колготки она зачем-то умудрилась натянуть себе почти под грудь. Чуть не ломая руку в локте, я с трудом протиснул руку под очередную тугую резинку и наконец-то, ощутил ладонью Тонино тело. Помогая мне, Тоня как могла втягивала живот, давая моей руке спускаться все ниже и ниже…Ее дыхание изменилось — она открыла рот и стала дышать реже и глубже…
Успешно преодолев две преграды, я с ходу преодолел и третью – резинку плотных шерстяных трусиков. Мои пальцы погрузились в густой лес шелковистых волос на Тонином лобке. Прижатая сверху тремя слоями плотного трикотажа, рука практически не могла двигаться ни вправо ни влево. Лишь кончики пальцев обладали небольшой свободой, но они лишь с трудом доходили до того места, где лобок превращался в ту самую желанную щель, к которой постоянно стремятся мужские руки и прочие выдающиеся вперед части мужского тела.
Моя голова, озабоченная проблемой проникновения к вожделенной Тониной пещере пока не давала сигнала моему мужскому инструменту и он скромно лежал, прижатый к яичкам в тесном узилище моих плавок. Не знаю почему, но мне хотелось добраться до Тониного «низа» именно руками… Может быть, я внутренне понимал, что в таких стесненных условиях получить традиционный секс практически невозможно и надо искать альтернативные пути удовлетворения своих и Тониных желаний.
Ощутив под ладонью плоский Тонин лобок, я на некоторое время приостановил свой пыл завоевателя и, замерев, попытался уловить в тишине звуки дыхания спящих детей.
Похоже, набегавшись за вечер на природе и утомившись от большой дозы новых впечатлений, детишки спали, как убитые, добросовестно озвучивая темноту безмятежным сопением. Убедившись в этом, я продолжил попытки проникновения в Тонин внутренний мир. Тоня лежала, плотно сдвинув ноги и, казалось, что, преодолев уже все препятствия, я остановился у запертой двери. Мне оставалось только легко массировать кончиками пальцев то место, где заканчивался пушистый треугольник Тониного лобка, зажатый бедрами.
Судя по Тониному дыханию, она получала от моих прикосновений вполне ощутимое удовольствие и не торопила события, словно пытаясь накопить в себе побольше желания и истомы. Она понимала, что достаточно ей немного раздвинуть ноги, как мои пальцы перейдут границу относительной невинности и откроется совсем другой горизонт наших отношений. Да, собственно, Тоня и не могла особо раздвинуть ноги в этой тесноте…
Уже потом я понял причину этой не столько нерешительности, сколько неторопливости. Изголодавшаяся по мужской ласке, одинокая Тоня слишком хорошо знала свои возможности и потребности и совсем не представляла моих. Тоня в тот момент еще не знала, что для меня нет большего удовольствия, чем доводить женщину до пика страсти, лаская ее клитор и вход во влагалище и только потом войти в нее, измученную и пролившую на простыню лужу сока, упругим членом, утомленным длительным ожиданием. Тонечка робко внимала моимласкам, ожидая их завершения традиционным быстротечным сексом. Я же не торопился. Впереди была целая ночь.
Тоня слегка раздвинула ноги и, о счастье, мои пальцы смогли слегка протиснуться в горячую Тонину промежность. Правда, совсем неглубоко, но и этого хватило, чтобы под моими пальцами оказался упругая изюминка Тониного клитора. Едва я до него дотронулся, как Тонечка издала сдавленный стон. Похоже, клитор был ее самой чувствительной эрогенной зоной.
Кисть моей руки, плотно прижатая к тониному лобку тремя слоями плотного трикотажа была почти неподвижной. Свободными оставались только пальцы и они, дотянувшись до сокровенного бугорка, начали ритмично ласкать его, то надавливая на него, то легким, едва заметным круговым движением касаясь его поверхности. Тоня повернула голову в мою сторону, прижалась лицом к моему лицу и уже не пыталась сдерживать свои стоны. Мой член стал напрягаться в такт ее дыханию.
Когда я только добрался до него, клитор был почти сухой. Слегка продвинув пальцы вглубь, между губками тониной киски, я окунул их в горячую влагу, наполнявшую Тонечкино влагалище. Смочив пальцами клитор, я стал ласкать его с новой силой. Нежный бугорок катался под моими пальцами, то пропадая, то набухая с новой силой. Я уже не сдерживал своих фантазий – я сжимал волшебную кнопочку двумя пальцами, покручивал ее, вдавливал вглубь, нежно потирал …
Тоня сопела, ойкала, издавала совершенно непередаваемые звуки, которые все сильнее и сильнее распаляли меня…
Мой опыт ласкания клиторов на тот момент практически исчерпывался общением с писей собственной жены, которая весьма любила подобное сексуальное лакомство, но была настолько капризна при его употреблении, что я не часто заставлял себя это делать. Жена требовала настолько нежных прикосновений к своей чувствительной точке и с только ей известным в каждый момент времени ритмом, что я не мог долго выдерживать эти параметры и регулярно получал в промежутках между сдавленными постанываниями жены ее недовольное шипение : — «Медленнее… потише…». Я же, возбуждаясь от процесса, уже не контролировал себя полностью, и пытался двигать пальцами в том ритме, который был привычен и приятен мне самому…. В результате, чаще всего и жена оставалась недоудовлетворенной, и я бывал заклеймен позором, как мужчина-неумеха, не понимающий потребностей женского организма.
Сейчас же, лаская Тонин бугорок, я всеми своими фибрами чувствовал, что Тоне приятно абсолютно все, что я делаю, независимо от ритма и силы… В какой то момент я ощутил, как напрягись Тонины ноги и сама она не секунду притихла, затаила дыхание и перестала издавать так возбуждающие меня стоны…Слегка приподнимая попу, Тоня старалась теснее прижаться к моему пальцу…
Стараясь не спугнуть накатывающий на Тоню пик удовольствие, я продолжал совершать пальцами те же движения, которые разбудили в Тоне нарастающую лавину оргазма и вот он наступил. Упругая гусеничка под моим пальцем начала пульсировать, и в такт этим пульсациям у меня над ухом застонала Тоня. Прижав пальцем оживший бугорок, я замер, не мешая женщине…
Импульсы прекратились и Тоня как то сразу обмякла и, тяжело выдохнув, опустила попку на спальник… Моя рука замерла, зажатая Тониными бедрами. Мы лежали молча, переживая произошедшее, утомленная оргазмом Тоня и я, получивший не меньшее удовольствие от процесса удовлетворения женщины в таких стесненных условиях.
К этому моменту мои насквозь мокрые плавки уже с трудом сдерживали напор члена, готового при первой возможности вырваться из тесного плена. Потихонечку приходя в себя, я стал думать, как бы изловчиться, снять с себя и с Тони нижние части одежды, дабы извергнуть из себя накопившуюся сперму в предназначенное для этого место… Хорошо, что теснота палатки не позволило Тоне в процессе моих ласк запустить руку ко мне в плавки. Результат я мог предположить с большой точностью – я был бы уже давно опустошен, настолько сильно мне передавались Тонины эмоции. Пока же мой член находился в скрюченном состоянии, он не был способен самостоятельно что то совершить и терпеливо ждал, когда его призовут к действию… Знал бы он, как долго ему придется терпеть…
Дыхание Тони стало ровным. К моему изумлению Тоня вновь раздвинула ножки настолько, что мои пальцы снова обрели свободу. Пошевелив ими, я обнаружил, что Тонина промежность стала настолько мокрой, что я испугался за состояние спального мешка. Как завтра объяснять детям, отчего под тетей Тоней ночью образовалась лужа?
Пальцы привычно нащупали затаившийся было клитор. Я начинаю нежно касаться его вершинки, еще не веря своим ощущениям. После всего, что я делал с ее «кнопочкой», Тоня готова продолжать !!! Несколько движений и бугорок просыпается, он наполняется восхитительной упругостью и снова начинает играть со мной в кошки-мышки. Я прижимаю его сверху, он ловко ускользает вниз, ко входу во влагалище. Я ловлю его двумя пальцами и тащу вверх, немного покручивая. Я тереблю его круговыми движениями и снова с силой вдавливаю вглубь Тонечкиного лона. Тоня вошла во вкус и стала потихоньку помогать мне едва заметными движениями попки.
Широко открыв рот, Тоня тяжело дышит в такт движений моих пальцев. Она уже не стонет. Она не здесь. Она улетела далеко-далеко. Она растворилась. Она превратилась в маленький сгусток материи, расположенный между ногами и наполненный непередаваемыми словами ощущениями.
Я терзаю Тонину «изюминку» с такой силой, что кажется, она вот-вот закричит от боли. Но Тонечка принимает все – она наверстывает недополученные удовольствия за все годы своего одиночества. Она заставляет меня расплачиваться за те вечера, когда была вынуждена слушать скрипение своего дивана под нашими с Олей телами.