Любовь и сны в дурдоме. Сон второй

Любовь и сны в дурдоме. Сон второй

— Сон Сны Сны — обрывки речи, кругом все мутно. — Проснитесь, проснитесь ну же, вот так лучше. Передо мной снова ты. Лучшая медсестра на свете.

— Пора пить лекарства. Ты так странно спал, что тебе снилось?

— Кажется мне снилась ты.

— Это от нехватки впечатлений — перебиваешь меня ты — боюсь когда вы выпишетесь, я уже не буду самым ярким вашим впечатлением.

— Ошибаешься. Ты всегда будешь самым ярким мои впечатление. А что тебе снилось?

— О! Это был странный сон. Я лежала на траве абсолютно голая. Только не смейся, ко мне подполз змей и стал меня ласкать а я не могла ему воспротивиться. А потом началось такое что даже стыдно сказать, хотя словами это и не описать. Думаю Фрейд многое бы сказал про такой сон.

— Да, действительно странный сон — я хитро улыбался, ты отвязывала меня от кровати.

— Скоро я принесу завтрак. А пока мне придется вас оставить — снова этот официальный тон, но сквозь него чувствовалась еще большая игривость чем обычно.

Два часа. Два часа тебя не было в этой палате, в поле моего зрения, в моей душе. Я знаю каждую трещинку на потолке, каждый скол на кафеле, каждую неровность, отпавшую штукатурку, бугорок. Сначала я давал названия только самым интересным. Теперь название есть почти у каждой. Разлом Бесстрашия, Пропасть отчаянья, Щель имени Владимира Ленина, Бугор Жопы, пик Кривой мошонки, белая пустыня равнодушия, пятно Бэтмена и т. д. За месяцы проведенные здесь для меня все это превратилось в огромный сказочный мир. Маленькие бугорки и узоры на потолке стали настоящими элементами рельефа, в которых происходят удивительные истории. Иногда персонажами этих историй были ты и я.

— А вот и завтрак! — как всегда с улыбкой полной солнца, ты вернулась ну наконец-то я думал я не выдержу еще минуту без тебя.

— Опять каша?! Господи как я хочу мяса!

— У тебя диета, мясо, ни-ни.

— Когда мне разрешат снова гулять?

— Не знаю, но точно не сегодня — ты провела рукой по своим локонам.

— От скуки и взаперти я схожу с ума еще больше.

— Не кукситесь. Такое настроение не идет на пользу выздоровления. — голосом ты изображала то ли доктора то ли строгую учительницу, и рассмеялась.

— Мне кажется Вот что, мне кажется под всем этим твоим позитивом, скрывается такая же беспомощность и безграничная бездна скуки и пустоты, как у меня. Тебе скучно, обыденность тебя пожирает. В мире не хватает яркости и ощущений. Подлинных, настоящих. Все что происходит в той или иной степени уже происходило миллион раз. Ты хочешь чего-то нового, поиграть с огнем, чего-то недопустимого. Хочешь вырваться. Хочешь подлинного счастья. Но раз мы заперты в рамках этой реальности с ее больничными стенами, я предлагаю заменить счастье суррогатом. Как у Булгакова в записках сельского доктора, я предлагаю колоться морфием. И кто знает может это даст нам то чего мы хотим, перерастет в нечто иное. — я ухмыльнулся и посмотрел на тебя в ожидании ответа.

— Странно халат вроде бы одет на мне, а психоанализ проводишь ты, точь-в-точь молодой Фрейд — ты рассмеялась — Думаю морфий может подождать, да и не стоит менять возможности будущего на суррогаты. — ты села на край моей кровати.

Беленький халатик задрался с одной стороны и мне вновь обнажилась часть бедра с темной полоской на чулках и подвязкой, черной летной манящей словно сладкая дорога из шоколада дальше к сказочно прекрасному телу, обещающая исполнить все мои мечты, воплотить запретные грезы. О если бы эта ленточка-подвязка могла шептать своим черным бархатным язычком, своим шепотом она соблазняла меня лучше любого дьявола или рюмки водки в морозную ночь когда ты один в охотничьем домике сидишь у печи. Ты видела, что я вижу, видела как смотрю, на шелковую кожу бедра, на то как бедро переходит в упругую ягодицу. Ты видела с каким восхищением я смотрю на это, как ни старался спрятать эмоции под смущением и якобы равнодушием. Тебе это нравится, ты получаешь от этого удовольствие, кусочек наслаждения и капельку возбуждения. Глядя в глаза друг другу мы оба это понимаем. Но не говорим в слух.

— А теперь открой рот, давай, так надо ты знаешь — убеждала меня ты, хоть этого было и не надо, из твоих рук я принял бы и яд — Вот так, молодец, — горечь таблеток ударила по горлу.

Ты наклонилась еще ближе ко мне, ворот халата на какое-то мгновенье открыл мне подножье новых возвышенностей, белых и упругих, был бы я Индианой Джонсом я назвал бы их холмы любви и счастья. Твое лицо приблизилось к моему. Мое дыхание замерло, зрачки расширились, так близко твой запах я не ощущал никогда, он был прекрасен. Я всматривался в твое лицо в твои глаза пытаясь навечно запечатлеть этот момент в памяти. Твои губы приоткрылись, нежные, налитые, чуть пухлые. Еще сантиметр, все ближе Ты поцеловала меня. Нежно, сладко, чуть страстно. Мои губы до сих пор помнят прикосновение твоих чуть влажных губ.

— Это чтобы убрать горечь лекарств. — сказала ты и добро улыбнулась, улыбка была не большая, искренняя и не много смущенная, но ты явно была довольна собой.

Через мгновенье сознание вернулось ко мне сердце вновь стало гонять кровь по венам с удвоенной скоростью, дыхание чуть участилось.

— Это явно лучше морфия

— Что ж, я подумаю о том, чтобы включить это в список твоих лекарств. А теперь мне пора.