— Эликсир Вофхомото! Старуха отдала его тебе. Великий Эликсир индейцев, дающий тайную силу и… Где он?
— Кто вас впустил?
— Кто надо! Где Эликсир, сраная кишка?
— Эээ… видите ли…
Тим, хоть и впрямь чувствовал себя куском бинта – нашел силы более-менее внятно рассказать о судьбе зеленой склянки, умолчав о том, что произошло с ним и с Дженни.
Громила выслушал его; затем, помолчав, потянул носом — и оскаблился:
— Не-ет, парниша. Старого Мэтью не проведешь. Он где-то здесь. Я чую его. Тебе придется отдать его, иначе…
— Послушайте. Я никогда ни у кого ничего не крал. Есть свидетели, в конце концов…
— Ебал я твоих свидетелей в их сраные потроха. Эликсир здесь, и завтра я приду на ним. И если ты не…
Когда Тим пришел в себя — громилы уже не было. «Проклятая миссис Патефон пускает кого попало за бабки…»
Надо было звонить в полицию. Тим попробовал встать, и, к его удивлению, у него получилось. Тело слушалось его, хоть в ушах и шумело, как в вагоне подземки.
Под кроватью Тим нашел свои туфли. Обувшись, он сделал два шага к двери — и остановился, ощутив скрежет.
«Какая-то хрень попала в подошву», подумал он, «камень или стекляшка». Вернувшись к кровати, он задрал ногу — и увидел осколок зеленого стекла, застрявший в подъеме.
Осколок был покрыт пленкой подсохшего осадка. Тим сразу понял, что это.
Поколебавшись минуту, он поднес было руку к подошве, но отдернул ее; посидел, глядя перед собой, затем увидел на тумбочке пинцет, взял его — и, морщась, выковырял стекло. Понюхав его – кивнул: в нос ударила та самая клопиная настойка.
Посидев еще мгновение, Тим снова встал — и вышел в коридор.
— …Алло, Фредди? Да, это я… Живой, как видишь. Да, да… Фредди, старина, слушай, я все расскажу тебе, но сейчас… Выслушай и не перебивай. У меня есть кусок стекла, покрытый осадком. Ты можешь сделать раствор? Мне нужно к вечеру. В двух шприцах-двойках. Без иголок… Нет, не наркота. Ничего криминального… Слушай, я тебя обманывал когда-нибудь? Ну вот и… Очень обяжешь. Да. Жду курьера через час. Спасибо, старина. — Он положил трубку — и застыл, увидев в дверях Дженни, увешанную авоськами.
— Ну чего ты встал? Ну чего? Вот… я не знала, что ты любишь, и взяла на всякий случай всего побольше. Вот бананы, авокадо… тебе ведь надо витамины…
Она озабоченно говорила, а Тим смотрел во все глаза на хрупкую фигурку, доверху нагруженную всяческой снедью.
***
Когда в дверях показался старый Мэтью, Тим громко крикнул:
— О! Явился – не запылился!
Это было сигналом для Дженни, сидевшей в коридоре.
Мэтью достал пистолет и сказал:
— Считаю до трех. Мне терять нечего. Раз…
— Послушайте!.. Вы хоть скажите, что он дает, этот Эликсир.
— Не знаю я, и не твое дело. Ему лет больше, чем костям твоего прапрадеда. Предания индейцев потаватоми говорят, что в нем томится дух Вофхомото, бога плодородия. Говорят, что он дает великую силу и власть. Я наследник великого народа, сгнившего в ваших резервациях, и я имею на Эликсир больше прав, чем любой ублюдок вашего бесцветного железного племени… Хватит трепаться! Раз… Два…
Но за дверью уже слышались шаркающие шаги миссис Патефон.
— …Ну, и в чем дело, дорогуша? Обделался, что ли, или с чего это я тебе понадобилась?..
Мэтью спрятал пушку в пиджаке, кусая губы.
— Почти. Дорогая миссис Пат… то есть… погодите… сейчас будет… сейчас, сейчас будет… ПРИКООООООЛ!!!
Тим и Дженни одновременно выпустили из шприцов тонкие струи: Тим — в бесчисленные щетинистые подбородки миссис Патефон, а Дженни — в угрюмую физиономию Мэтью.
— Что за шуточки? — возмущенно хрипела Патефон, утираясь рукавом. Тим и Дженни хохотали, старательно изображая киношных придурков. — Дорогуша, и вам досталось, бедненький мой, — обратилась она к Мэтью. — Ну и молодежь пошла… Никакого уважения к старшим…
— Никакого! — вдруг отозвался Мэтью, глядя во все глаза на миссис Патефон.
— Бедненький… Засранцы такие!.. Вот я вас! Поешь ты душевно, детка, но в голове у тебя, видно, мозгов ни капли, как и у твоего кобелька… Позвольте, мистер, бедненький мой, я протру, — миссис Патефон достала платок и заботливо вытерла небритую медную щеку.
— И у вас… тоже… — вдруг пробасил Мэтью, глядя на нее сверху вниз, как огромный пес на младенца. — Вот тут… Можно? — и он торжественно, как в церкви, коснулся морщинистого виска миссис Патефон.
Дженни переглянулась с Тимом, раскрыв рот.
— Идемте, мистер…
— Драм. Мэтью Драм.
— Идемте, мистер Драм, я угощу вас… У меня тут припасено кое-что для хороших людей… Только особых, совсем особых гостей… Ууу, охламоны! — оскалилась она на Тима и Дженни, выходя из палаты под ручку с Мэтью. — А в вас сразу видать человека почтенного, культурного, не то что… — слышали они удаляющийся голос с шарканьем вперемешку.
…Дженни смотрела на Тима, распахнув глаза; затем они оба, как по команде, прыснули — и Дженни прыгнула к Тиму в объятия.
— С ума сойти… — стонала она, прижимаясь к нему. У того болела грудь и голова, но он хохотал, не в силах остановиться. — Теперь понятно, почему мы… И ведь это раствор, а ты облил нас концентратом! Любопытно, надолго ли…
— Думаю, навсегда.
— Почему?
— А что, тебе не ясно? Прислушайся…
Дженни замолчала, вслушиваясь в щекотный ток, втекавший в нее из Тима, как горячий сироп.
— …Да. Ты прав. Ты прав… И что с этим делать?
— Что делать? — Тим держал Дженни за бедра, прижимая ее к себе. — Тебе в самом деле непонятно, что с этим делать? А с этим что делать? Вот с ЭТИМ? — Тим сжал тугой сосок, распиравший блузку. — И с ЭТИМ? — бормотал он, впиваясь во влажные губы…
В следующую минуту уже не было двух отдельных фигур, а был единый клубок рук, рвущих друг с друга одежду, и ног, сплетшихся в узел. Минута — и оголенные бедра распахнулись, и плоть вошла в другую плоть, и лобки слепились в бодливый ком…
Тим был в ней прежде, чем последняя тряпка упала с ее тела; он ворочался и пихался, вдавливая визжащую Дженни в кровать, шуровал в горячей теснине, бодая тело, надетое на него… Они сцепились лобками, потеряв все точки опоры, и извивались на кровати, как клубок осьминогов; яростно сучащие и брыкливые ноги, мохнатые, розовые – и смугло-коричневатые, матовые, как кегли, — молотили воздух, взбивая простыню, пространство и друг друга, пытаясь оттолкнуться от невидимой опоры, чтобы крепче боднуть Там…