Я отвязал Вилли и заставил его перевернуться на спину. Ну это сила: петушок у него рос каждый день и был всегда на пределе! Я стал дразнить Вилли, замахиваясь ремешком, но не прикасаясь к нему. Тогда он сказал:
— Сейчас вы накажете меня по-настоящему.
– Сколько раз я должен тебя стегнуть?
Вилли секунду подумал.
— Я уже придумал летом, — сказал он. Всего 30 раз: 15 вверху и 15 внизу.
Я подумал про себя, что он просто с ума сошёл, да мне то что?
— Ну, считай. И началась такая приятная порка!
В верхней части вообще можно было не сдерживаться: мальчишка обязан терпеть. Но Вилли, видать, готовился уже к следущему этапу, поэтому он ахал, охал и мычал изрядно. Я решил, что из пятнадцати «нижних» ударов по пять придётся на каждую ногу и ещё пять – посередине. Ляжки у Вилли хорошо порозовели! Конечно, между ног я его шлёпал чисто символически, но сказал, что это на первый раз. А Вилли:
— Завтра вы не будете меня жалеть.
За чаем мы вдруг вспомнили, что даже не обращаем внимания на количество ошибок в диктанте. Это – само по себе, а теперь у нас просто по расписанию два урока! Вдруг Вилли спрашивает, есть ли у меня бельевые прищепки. Я говорю, что нет, у нас сушилка. Он хватается за голову: у них тоже нет, но рядом со школой есть магазин, где можно купить. Я даю Вилли денежки, и мы прощаемся до завтрашнего дня.
Вилли купил н а и л у ч ш и е прищепки: деревянные! Ими даже палец больно зажимать, не говоря уж об остальном. После холода и ремня я спрашиваю Вилли, к у д а будем привешивать прищепки.
– Куда получится.
Получилось к животу три штуки и ещё четыре на ляжки. Чем дольше они держались, тем сильнее нарастала боль. Вилли хоть и кричал, но терпел; правда, чувствовалось, что он не дождётся, когда я сниму. Потом я спрашиваю:
— А на с а м ы е у д о б н ы е места будет прикреплять?
Вилли кивает. На яички поместилось три прищепки, а его длинный, но тонкий петушок они так хорошо обхватывали, что удалось разместить ещё четыре. Конечно, это не рекорд, но мальчишке не позавидуешь! Я ещё говорю, мол, сам виноват, что у тебя такой член длинный, вот и поместилось много. Вижу, наконец, что пора заканчивать процедуру и не спеша открепляю по одной прищепке. Вид был смешной: сплошные вмятины. Вилли посмотрел сам на себя и говорит:
— Weiche Eier (яйца всмятку).
Это выражение мне так понравилось, что я даже похвалил его за находку и сказал, что можно ещё сделать «Spiegeleier» (жареную яичницу).
— Как это? — спросил Вилли.
– А вот сам подумай. Это была единственная пытка, до которой Вилли не догадался, а там и делать-то нечего! За чаем я пытался отговорить его от упражнения с плоскогубцами, говоря, что можно ведь и пальцами потаскать за волосы и что, дескать, пусть они у него отрастут побольше, вот тогда уж… Но если Вилли что нафантазировал, его не свернёшь. Ну, мне-то что? Я сам остался жив, и брат тоже, почему бы и Вилли не получить такое шикарное сексуальное удовольствие?
Плоскогубцы, с которыми появился Вилли на следующий день, мне очень понравились. Я как-то вначале не подумал, что ведь ими (их обратным раздвоенным концом) можно также здорово щекотать! В этот раз у нас получилась сокращённая программа, но это только по количеству мероприятий: щекотка да парикмахерская. Когда щекочут этими двумя железными окончаниями, кажется, что мучают сразу в двух местах, и Вилли нахохотался до того, что у него слёзы потекли. Я его, конечно, стал стыдить, что он «плачет». Он сказал, что не будет, но минута прикосновений плоскогубцами, и у него на щеках опять слёзы! Я говорю:
— Ну, теперь самое главное. Он думал, что я прямо начну волоски выщипывать, но я сказал:
— Надо, чтобы была настоящая парикмахерская. Сейчас я тебе всё тут намылю, тогда будет удобно «стричься».
Принёс кисточку и мыльный крем, сказал, что мне самому не справиться, отвязал Вилли руки и заставил его отгибать петушок, под которым всё основное и было. Вот теперь стало удобно! Намыливал долго – для стыда! – и образовались такие нужные косички и пучки, за которые наверняка можно было крепко ухватить инструментом. Вилли продолжал мне помогать, хотя вздыхал и дрожал.
— Может, не будем? – спросил я в шутку.
Но Вилли было не до шуток. Тогда я хорошенько сжал плоскогуцами одну большую косичку и стал тянуть. Волосы вырывались даже с каким-то скрипом. Вилли кричал и – наслаждался! Я опять спросил, сколько же раз дёрнуть, а он говорит, что пока ничего не останется. Вообще-то волос у него не так уж много, и за десяток раз я управился. Стёр мыло, кое-где оставались отдельные волоски, они тоже исчезли, и у Вилли стало много белого, и вообще видок был такой странный. Но одного уж я никак не ожидал: в самые «крикливые» моменты Вилли был, видно, настолько близок к оргазму, что у него даже смазка появилась!