«Глупый, однако, он не совсем деревяшка», — подумала она, сделав это открытие, и решила подойти поближе и познакомиться с ним.
«Вот именно с этого роскошного цветка я буду обрабатывать этот дивный сад», — подумал Ксаверий де Монталь, любуясь изящным личиком девочки и ее большими красивыми глазами. Постоянный надзор не только ему самому, но и надзирательницам надоел, которые предпочли бы сидеть в своих кельях, и пить кофе, как это было раньше.
«И зачем наблюдать за ним, — думали они, — когда он дурак и глухонемой, не подозревает даже своего мужского назначения?» Но надзор за ним был неизбежен, ввиду строгого наказа самой настоятельницы.
«Надо что-нибудь придумать, чтобы ослабить этот проклятый надзор», — часто думал Ксаверий, ломая голову над этой трудно решимой задачей. В конце концов, он все-таки придумал и выкинул фортель.
В день «Святой Женевьевы» персонал монастыря отпустил садовнику две кварты превосходного монастырского вина. Выпив это вино и притворившись пьяным, Ксаверий перед приходом надзирательницы, которая должна была принести ему обед, развалился на кровати, в отведенной ему каморке и притворился глубоко спящим. Предварительно он принял такую позу, что принадлежность его туалета, как будто бы во снесползла со своего места, обнажив ту часть тела, которая обыкновенно тщательно скрывается.
Вошедшая монахиня, сокрушаясь, покачала головой, увидев в таком безобразном виде монастырского садовника, ставя на стол принесенный обед, она огорченно подумала о невоздержанности и неопрятности мужчин.
Уходя, она, однако, не могла устоять от искушения, и, взглянув вдруг обмерла от удивления, увидев на том месте, где как она доподлинно знала в дни своей молодости, находится мужская принадлежность, — было пустое место!!!
— Святая Женевьева! — про себя воскликнула она с радостью, — а мы так боялись и охраняли от него наших девочек, а у него оказывается, и нет ничего для них опасного, и он даже не мужчина!!!
Сделав такое открытие, она со всех ног, побежала доложить об этом настоятельнице.
— Сама видела, ваше преподобие, — уверяла она настоятельницу.
— Не поверю, доколе сама не увижу, — произнесла та, не доверяя глазам своей подчиненной.
Спустя несколько минут, Матильда Краузе, в сопровождении надзирательницы вошла в коморку садовника и была поражена необычной картиной.
С некоторым смущением, непонятным для нее, рассматривала она покрытый волосами «лобок» выпившего садовника, крепко спящего. На нем действительно, отсутствовало самое страшное для ее воспитанниц.
— Это чудо-милость божья «Святой Женевьевы», и нашему монастырю, — сложив руки, умиляясь сказала монахиня, — это должно быть большая редкость в мужском сословии, — продолжала настоятельница, — и надо принять все меры, чтобы удержать его в нашей обители.
Взглянув еще раз на пустое место, они, осторожно ступая, оставили его одного.
Как только они ушли Ксаверий весело рассмеялся. Его мужская принадлежность, вытянутая и зажатая между ног, освободилась и оказалась на надлежащем месте. И была она такой величественной, что если бы видели ее монахини, то непременно пришли бы в ужас.
«Ну, кажется, дело идет превосходно, — думал Ксаверий, — время для обработки сада, по-видимому, наступило!»
На другой день все воспитанницы были удивлены, когда увидели, что все надзирательницы исчезли, а они предоставлены сами себе. Бегая по саду, они наталкивались на садовника, который делал вид, что не обращает на них внимания, поправляя изгородь на клумбах.
— Смотрите, а ведь он очень красивый, — говорили они друг другу, окружая садовника, жаль, что он глухой, а то бы многое мы узнали из того, что скрывают от нас старые монахини. Не может быть, чтобы он отличался только платьем, что-нибудь да есть в нем особенное, — говорили третьи осматривая его со всех сторон.
Ксаверий усмехнулся, слыша веселую болтовню девушек, еще не зная что все придет в свое время.
Монахини перестали обращать на него свое внимание и только изредка осматривали работу, которая велась им безукоризненно. Девочки также привыкли к нему и часто тормошили его, весело смеясь. Он в свою очередь иногда схватывал шутящих с ним девушек, а более взрослых сажал к себе на колени, что многим из них нравилось. Когда они вполне освоились с ним, он иногда, руками забирался к ним под платье лаская тело все выше и выше. При этом он заметил, что некоторые девочки относились к таким ласкам с нескрываемым удовольствием.
Они горели и немели он его ласк и прижимались к нему с нежностью юных существ, смутно желающих новых ощущений. Особенно часто к нему подсаживалась Клариса, позволяющая ему трогать себя всюду. Она как бы замирала от его ласк, когда Ксаверий осторожно просовывал свою руку в разрез ее кальсончиков и нежно щекотал ее своими пальцами, то гладя шелковистые колечки волос на круто поднимающемся лобке, то забираясь глубже.
Она почти не стеснялась, зная, что он глупый и притом глухонемой он не сможет никому рассказать, как он ее ласкает. А ласки были так нежны и приятны, что отказаться от них совсем не хотелось.
С каждым днем все больше и больше охватывало ее чувство чего-то нового и неизвестного, но страшно желанного. Ей бы хотелось, чтобы он не отрывал своих рук от ее «ямочки», как она и ее подруги называли свою промежность. Почти всегда окруженная подругами, она только минутами оставалась наедине с садовником.
Будучи смелее других, Клариса, сгорая непонятным желанием, однажды забежала к нему в беседку, которая помещалась в конце сада и куда было строго запрещено ходить всем воспитанницам. Увидев вбежавшую к нему девочку, Ксаверий обрадовался появлению своей любимицы, зная, что теперь его убежище открыто и будет посещено всеми девочками.