начало рассказа candyfoto.comindex.php?p=show&cat=23&sid=7803
С тяжелым сердцем королева поднималась к двери храма. Но порыв теплого южного ветра, родившегося, казалось, из ничего, игриво залез под ее короткое прозрачное платье, щекоча свежевыбритую киску. Тут же мысли Элеоноры переключились совсем в другом направлении. Интересно, кто эта аббатиса, о которой так часто упоминала Анидаэль? И откуда ей известно про любовь правительницы к сексуальным унижениям?
\»Хорошо, что мне сказали одеться так, а не иначе\» — подумала Элеонора. Ее возлюбленная эльфийка, часто напоминала, что к воротам Храма придется идти либо в полном боевом облачении — это если дела на Востоке пойдут совсем худо, — или в чем она пришла сейчас — коротенькое облегающее платьице из тонкого прозрачного материала, да черные босоножки на высоченной шпильке. В таком \»наряде\» императрица Мирианской Империи чувствовала себя настоящей шлюхой, но, как часто признавалась она себе — \»ведь я и есть настоящая шлюха\». А еще данный \»наряд\» говорил о том, что на Востоке дела идут хорошо — иначе переться ей сюда в латах, да на боевом коне, а не практически голышом и в карете.
Элеонора выехала темной ночью совершенно одна, чтобы никто из придворных не видел ее обличия. Карета подъехала к черному входу замка, когда королева, прячась в тени колонн, уже стала замерзать — все-таки ночью одной тонкой накидкой на голое тело не согреешься. Кучера Анидаэль для такого случая подыскала сама. Им оказался здоровенный небритый наемник, воняющий потом и лошадью. Наемники морем стекались в растущую армию императрицы, заслышав о том, что она набирает все новые и новые войска.
— Чего уставилась, кобыла? Живо в карету! — рявкнул на застывшую в оцепенении Элеонору кучер, присовокупив к словам смачный шлепок по голым ягодицам женщины.
— Да-да, извините, — пробормотала смущенная Элеонора.
\»Анидаэль ему все рассказала! О боги зачем?\» — замелькали возмущенные мысли в ее головке. \»С другой стороны она всегда знала, что делать, особенно со мной и моим телом\» — отвечала уязвленной гордости темная похотливая сторона девушки, которой, несомненно, нравилось подобное обращение.
Перед императрицей Мириана двери кареты всегда открывали лакеи, подавая руку помощи прекрасной царственной особе, чтобы было удобно подняться внутрь. Здесь же ей самой пришлось возиться с проклятой ручкой двери, никак не хотевшей открываться. Ступенек у этой кареты тоже не было, поэтому Элеоноре пришлось высоко задрать ногу, дабы ступить внутрь. Высокие каблуки не добавляли устойчивости.
— Шевелись же, корова! Нам еще долго ехать! — еще один сильный шлепок по заду.
От удара королева, подпрыгнула, как ужаленная, и просто-таки влетела в открытую дверцу, быстро захлопнув ее за собой.
Поездка была сущим кошмаром. В обычной курьерской карете вместо обитых мягкой кожей диванов, к которым привыкла Элеонора, были грубо сколоченные деревянные скамейки. Кучер гнал лошадей вовсю, и женщина внутри буквально взлетала к потолку, после каждой перееденной кочки. Пол часа дикой гонки и Элеонорина попка была вся отбита деревянной скамейкой. Но неудобство бешеной скачки заменялось растущим возбуждением. Большие голые груди правительницы ни на минуту не переставали колыхаться от тряски, распаляя в ней похоть. А пережитое при посадке унижение, вместе с сознанием, что впереди едет мужчина, знающий, какая она на самом деле самка, лишь добавляло огня. Тонкие пальцы сами собой устремились к промежности.
Уже светало, когда кучер резко остановил карету, спрыгнул и рванул дверь. Перед его глазами открылась картина, прекрасной высокой женщины, вовсю отдающейся своей страсти. Правая рука правительницы неистово теребила клитор, попеременно исчезая в сочившемся смазкой влагалище. Левая рука мяла белые упругие груди, выкручивая длинными ногтями торчавшие соски.
Кучер, ни говоря не слова, ухватил ее за волосы и рывком вытащил из кареты. Ошарашенная королева с негодованием вскочила на ноги — их взгляды встретились. Благодаря высоким каблукам и наследственности титанов Элеонора смотрела в мутные глаза наемника сверху вниз, несмотря на то, что вольный солдат был отлично сложен и довольно высок.
Так же молча, кучер расстегнул ширинку на коричневых штанах из оленей кожи, достал эрегированный член внушительных размеров и произнес сухим голосом:
— Ехать еще долго, а мне надо снять напряжение. Че уставилась, сучка? Соси, давай.
Элеонора вспыхнула до корней волос. Такого обращения к ней не мог позволить себе ни один мужчина, будь он даже всемогущим магом! Проходящее возбуждение вернулось с новой силой. Женщина бухнулась на колени, и алые губки с готовностью поглотили твердую мужскую плоть. Элеонора сосала прилежно, причмокивая и мыча от удовольствия.
Пустынная дорога, подернутая утренней дымкой, в любую секунду грозила явить на свет случайного путника, который окажется свидетелем сцены, где голая женщина старательно ублажает своего кучера ртом, дабы тот смог спокойно везти ее дальше. Такая опасность еще больше распаляла Элеонору. От стараний женщины наемник быстро кончил, излив белый поток ей в горло. Элеонора все с готовностью проглотила, начисто вылизала член и покорно ждала у ног солдата дальнейших приказов. Он приказал ей лезть обратно, и они тронулись.
В последствие карета еще трижды останавливалась, для того чтобы Элеонора помогла снять своими пухлыми губками напряжение между ног кучера.
Солнце еще не достигло зенита, когда они, наконец, подъехали к месту назначения. Ни сказав не слова, наемник высадил женщину и умчался прочь. Женщина стояла совершенно одна, почти голая, приходя в себя после долгой тряски в карете.
Широкие коричневы ступени вели к высоким дверям, обитых похожим на бронзу металлом. Но Элеонора догадывалась, что это не бронза. Уж слишком он светлый, да и без единой царапинки — если бы их ежедневно начищали и полировали, то по любому остались бы мелкие царапины. Элеонора это прекрасно знала, так как сама тщательно следила за бронзовыми доспехами своих далеких предков — слугам такую работу доверить она боялась.
Сосчитав про себя до десяти, правительница начала подъем. Белые босоножки быстро застучали по коричневому камню. Подойдя к двери, Элеонора удивилась: ни ручек, ни колец, ни звонка на ней не было. \»Как же я войду то?\» — удивилась она.
Неожиданно дверь беззвучно приоткрылась. Из черного проема вынырнула фигура, облаченная в черный шелковый балахон, и уставилась на почти полностью обнаженную женщину. Из-за плотно накинутого капюшона лица не было видно, бесформенный балахон так же не облегчал задачи, но, судя по росту и осанке, Элеонора сделала вывод, что перед ней стоит женщина. Ничего не говоря, фигура в балахоне ухватила Элеонору за соски и потянула внутрь. Той оставалось лишь последовать за таким настойчивым приглашением. Войдя в Храм, Правительница Мирианской Империи очутилась в абсолютной темноте. Проводница куда-то исчезла, бесшумно скользнув в сторону, и Элеонора осталась одна. Постепенно глаза императрицы стали привыкать к царившей в помещении темноте. Глаза смогли различить довольно большое просторное помещение, в дальнем конце которого смутно угадывались очертания каменного алтаря. Дорогу от входа к алтарю украшали по обеим сторонам круглые колонны из черного материала. В самый центр Храма освещали солнечные лучи, падавшие откуда-то сверху. На границе озаряемого светом пола и темнотой Элеонора разглядела еще одну фигуру, накинувшую синий плащ.
Робкими шагами женщина начала двигаться к алтарю. Стены помещения тонули во мраке, но императрица догадывалась, что из темноты с обеих сторон на нее пялятся сотни глаз. В стоявшей тишине громко стучали каблуки идущей. \»О боги, я опять теку! Какая же я извращенная шлюха!\» — проносились мысли в голове красивой женщины.
По мере того, как Элеонора шла по освещенному пути к алтарю,ее возбуждение нарастало. Положение, когда ее голую рассматривают неизвестные личности, таившиеся в темноте, будоражило похотливое воображение женщины. Полностью наслаждаясь своим унижением, императрица медленно шла, озаряемая светом. Наконец, дойдя до центра освещенного пути, она остановилась. Дрожа от возбуждения, она стояла и покорно ждала своей участи.
Из мрака вышла поджидавшая ее фигура. \»Аббатиса\» — догадалась Элеонора. Аббатису императрица смогла бы описать как эльфийку, если бы не темно-синяя кожа и белые волосы последней. О темных эльфах дроу в Мендоре никогда не слышали. Судя по презрительной ухмылке, можно было легко понять, какого она мнения об императрице. Но Элеонору вид этой презрительной гримасы возбуждал еще сильнее.