Наконец, все осталось позади: пуританин отец, строгая набожная мать, раздражительный, вечно «под мухой» старший брат… И эти бесконечные, до боли родные, раскисшие от осенних дождей поля, раздолбанные грунтовые дороги, унылые серые фермы с тоскливо мычащими буренками. Лишь дубовая роща на берегу реки, много веков назад считавшаяся священной и могучий племенной бык Алеф — неповоротливый, похотливый, словно высеченный из цельной каменной глыбы, оставались в сознании Кристины символами первозданной красоты.
Теперь, сидя в вагоне дизеля, несущего ее в сторону столицы, Кристина почему-то думала о городе как о громадном, яростном быке, способном смять, задавить и потому, быть может, особенно прекрасном и влекущем.
Предполагалось, что она отправляется учиться. Уже несколько подруг и среди них самая близкая — Ирма обосновались в Риге и в основном благодаря их неустанным уговорам и хлопотам упрямые родители Кристины наконец-то отступили.
С каждым часом Кристина приближалась к желанной цели. Она устроилась у окна и с веселым любопытством присматривалась к немногочисленным пассажирам, испытывая к этим без пяти минут горожанам теплое, родственное чувство.
На очередной маленькой станции в вагон шумно вошло трое модно одетых спортивных парней. Обшарив нагловатыми глазами вагон, они прямиком направились к Кристине.
— Привет, крошка, давненько не видались! — громко заявил один из них, приземляясь прямо напротив.
— А ты похорошела! — заметил другой, небрежно потрепав растерявшуюся девушку по щеке. — Прямо хоть на обложку «Плейбоя»!
Не успела Кристина опомниться, рядом примостился еще один из этой троицы и, приставив что-то колющееся к боку, прошептал в самое ухо:
— Только пикни — каюк.
Ошеломленная Кристина покорно кивнула, не смея повернуться, боясь вздохнуть. Происходящее казалось ей каким-то сном, тем более что симпатичный парень напротив дружелюбно ей улыбался — совсем как герой голливудского боевика.
Все так же ослепительно улыбаясь, киногерой ловким движением задрал юбку, обнажив светло-желтые кружевные трусики, сквозь тонкую материю которых довольно отчетливо проступала темная поросль. Несколько секунд все молча любовались открывшейся картиной, затем второй парень пальцем поддел резинку и рванул с такой силой, что она лопнула, издав звук, напоминающий щелканье пастушьего кнута. Трусики опали, словно паруса яхты, внезапно очутившейся в полосе штиля.
Кристина тихо ойкнула и заметила, что из купе наискосок за ними наблюдает старичок в потертом пальтишке. Она судорожно свела колени, но крепкие руки парней до отказа развели их в стороны. Старик смотрел, не отрываясь, похотливо вытянув шею. Кристина с ужасом поняла, что самая интимная часть ее тела сейчас видна как на ладони. «Нет, на помощь он не придет,» — мелькнуло у нее в голове. — «Сам наслаждается картинкой».
Тут же она ощутила крепкие пальцы, бесцеремонно зарывающиеся в нежные волосики между ног. «Меня что же, насилуют? Да еще на виду у старичка?» — с изумлением думала Кристина. — «Да разве в жизни так бывает?!» Однако стоило ей сделать неосторожное движение, и острый предмет больно ткнулся ей в бок, напоминая о безжалостной реальности. Если бы Кристина решилась повернуть голову, она увидела бы, что в бок ей упирается всего лишь напряженный указательный палец, но она была слишком напугана, и потому лишь тихо вздыхала, позволяя сидящему рядом парню сначала не спеша ощупать, а потом и извлечь из бюстгальтера ее груди.
В этот момент к старику присоединилась еще одна зрительница — девчонка одного с Кристиной возраста, модно и дорого одетая, явно городская. Как и старикан, она откровенно наслаждалась происходящим, тем более что беспомощность Кристины со стороны казалась скорее бесстыдством, а предельно широко расставленные, крепкие, покрытые ровным загаром ноги являли великолепное зрелище.
— Ну, дрочись! — наклонившись к уху, потребовал парень.
— Как это? — едва слышно прошептала Кристина.
— Ах ты, телочка! — умилился тот, что располагался напротив. — Вот так, вот так! — два пальца без лишних церемоний погрузились в бархатную норку.
Кристина тихо вскрикнула и выгнулась, но не посмела свести ляжки. Пальцы скользили в глубине, наращивая темп.
— Папаша, может и тебе охота? — обратился второй парень к старику.
Тот испуганно замотал головой и отвернулся.
— Нет, папаша, так не годится! — нагло ухмыльнулся парень. — Не желаешь сам, так плати за зрелище. И вы, гражданочка! — парень стянул с головы жокейскую шапочку и, ерничая, протянул в сторону зрителей.
Кристина видела, как они лихорадочно покидали в кепочку какие-то смятые бумажки.
«Боже, что же они делают!» — от стыда и унижения Кристине на глаза навернулись слезы. Примерно это же она испытала год назад, когда ею почти силой овладел скотник Зигурд. Он навалился на нее сзади, когда она подкладывала силос коровам — совсем как Алеф, а затем свалил на грязный пол хлева и подмял под себя. Она металась под ним с задранной почти до самого подбородка юбкой, а он все никак не мог войти куда надо, потому что был в стельку пьян. О Господи, она отдалась бы ему и так, потому что грубоватый, насмешливый Зигурд нравился ей, но он, конечно же, не собирался снисходить до таких тонкостей как ухаживание или флирт.
Когда он, наконец, прорвался внутрь, она испытала одновременно боль и облегчение, затем — нарастающее с каждым толчком наслаждение, но в хлев завалились скотницы — грубые, простые бабы, со смехом оттащили Зигурда и потом долго дразнили Кристину «зигурдовой невестой», что и стало последним толчком к отъезду. Таков был первый опыт, и вот теперь — это унизительное действо на глазах у зрителей, раскрасневшаяся, нагловатая физиономия ковбоя напротив, самозабвенно орудующего пальцами и сладкая боль, рождающаяся чуть ниже пупка, волнами растекающаяся вниз… Кристина выгнулась еще круче и застонала.
Парни давно сошли. Заправив в лифчик груди, всхлипывая, путаясь в спадающих трусиках, Кристина вышла в тамбур, провожаемая презрительным взглядом модно одетой девицы, мало-мальски привела себя в порядок, перебежала в другой вагон. На центральном вокзале в Риге ее уже ждала Ирма. К ней на грудь и бросилась Кристина — красная, растрепанная, потрясенная пережитым.