— Да, мне всё понятно. Вы говорите, что вам не нужно жалости, а сами упиваетесь жалостью к себе. Вы залезли, как черепаха, под панцирь и сидите там, не желая принять действительность! Где уж вам осознать, что люди могут тянуться к вам совсем не из жалости, а из какого-то другого чувства?! — Татьяна откинула прядь волос, которая всё время падала ей на глаза. — Вы боитесь поверить, что достойны счастья. Вы ненавидите весь мир! Мир, в котором всё-таки есть много хорошего, несмотря на вашу обиду и злость!
И с этими словами она ушла.
— Да пошла ты на хуй! Со своей философией! — полетело ей в след.
Татьяна не любила предновогодние дни. Нет, когда-то она восхищалась всей этой суетой, яркими огнями улиц и витрин, её манили к себе всякие праздничные штучки и мишура. Но с течением лет она стала бояться этого времени. Когда приближался декабрь, её охватывала тоска. Новый год она не встречала. Отключив телефон, рано ложилась спать, а потом, проснувшись от звука фейерверков за окном, сидела и смотрела, как в ночном небе разлетаются красочные огоньки.
Несколько месяцев Татьяна провела в соседней области, читала лекции в университете. И вернулась домой как раз накануне Нового года. Всё это время она вспоминала своего соседа. Нет, не с обидой и не с жалостью С тоской. Сама не осознавая этого, она скучала. Тридцать первого декабря нарочно задержалась на работе, чтобы оттянуть так называемый праздничный вечер в одиночестве. Но всё-таки пришлось пойти домой.
У его дверей она остановилась. А что, если позвонить? Ага! Позвони давай — он обрушит на тебя поток брани и вновь прогонит. И потом, может, он вовсе не один Ну, правда, у него, возможно, кто-то есть. Она словно говорила сама с собой. Мысленно. В конце концов, спор со своим вторым Я окончился компромиссным решением. Надев трикотажное платье, которое выгодно подчёркивало её хрупкую фигурку, захватив миниатюрную ёлочку, украшенную игрушками, и торт «Тирамису», она позвонила в его квартиру.
— Так, просто поздравлю и уйду, — пробормотала она, прислушиваясь к шагам за дверью.
Там было тихо. Глубоко вздохнув, женщина нажала звонок. Ей не открывали. Татьяна уже хотела было вернуться к себе, как вдруг заметила, что дверь незаперта. Сердце её упало: «Неужели что-то случилось?». Татьяна смело вошла в прихожую. Не решилась включить свет, двинулась дальше.
— Кто-то есть дома? — спросила она громко.
— Да Входите, — с облегчением услышала его голос.
Татьяна вошла в комнату. Свет не горел. Но и в полумраке она различила на диване его могучую фигуру.
— Здравствуйте, у вас там открыто и я вошла, — Татьяна старалась говорить бодрым тоном, но дрогнувший голос выдавал её волнение. — Я включу свет?
— Привет, Татьяна Сергеевна, — он был в нормальном расположении духа, и она облегчённо выдохнула. — Свет не надо. Скоро стрелять начнут. А я, как малый идиот, фейерверки люблю.
— Ой, я тоже, — Татьяна улыбнулась и спросила: — А куда можно ёлку поставить и торт?
— Да поставь, куда хочешь.
Устроив подарки на комод, Татьяна стояла в замешательстве. В комнате сидеть можно было только на диване. Но там же был он, хозяин квартиры, непредсказуемый влекущий и опасный.
— Ну, чего застыла-то? Садись сюда, — он похлопал ладонью по дивану, — Не боись, не обижу.
Это была знакомая ей фраза. Татьяна смущённо опустилась на край дивана и сидела в напряжении, готовая в любой момент ретироваться. Она чувствовала, что он смотрит на неё украдкой, полагая, что в полумраке она этого не заметит.
— Иван — Татьяна вдруг назвала его по имени, сама удивившись своей смелости, — Я
О, как же много она хотела сказать ему и не могла. Разве можно было высказать вот так всё, что она чувствует, что пережила за эти долгие месяцы, прошедшие с их первой встречи? Это время оказалось для неё более тяжёлым, чем все годы жизни до его. Но сейчас Татьяна была, как наивная девчонка, весь её опыт и рассудительность куда-то испарились в один миг.
— Только не вздумай реветь, — с улыбкой предупредил он.
— Хм, — Татьяна тоже улыбнулась, — Неужели это так заметно?
— Да Ты вообще плакса. А я не люблю слёзы, — его голос почему-то стал хриплым. Знаешь ты не бойся меня, — вдруг попросил он. — Я не сделаю тебе ничего плохого.
— Да, я знаю, — Татьяна дотронулась до его колючей щеки.
— Знаешь? — он прижал её ладошку к своим губам.