— А-а-а… спасибо, — поблагодарил меня тенор и повесил трубку.
В десять часов мои надежды сбылись и приехала Таня. Когда я увидел ее, то понял, наконец, как выглядит счастье. Мне захотелось выразить это словами. Но, как всегда при приближении Тани, оголенные провода страсти замкнулись, в голове что-то заискрило и я спросил:
— А что? Клуб сегодня работать не будет?
— Нет. Бух позвонил, сказал, чтоб сделали большую уборку и расходились. А у тебя как дела?
— Нормально. Да! Тебе звонил какой-то парень.
— А что он хотел?
— Не знаю. Мне он ничего не сказал и еще кто-то звонил, но, услышав мой голос, повесил трубку.
— Вот Денис!.. Всех моих женихов распугал! — сказала, нежно на меня посмотрев, Таня и доброжелательно улыбнулась.
Приободренный такой похвалой я уже собирался соорудить какой-нибудь замысловатый комплимент по поводу ее как всегда неописуемо красивой внешности, но Таня разрушила мои планы.
— Ты не мог бы сейчас закончить? — спросила она.
— А что случилось?
— Ничего не случилось… просто мне нужно встретиться с одним человеком… Домой я тебя отвезти не смогу, ты уж извини, а до клуба подброшу.
— Хорошо сказал я, — проникаясь всеобщим трауром.
Когда мы сели в машину, Таня первым делом включила магнитофон. Из динамиков полились громкие стоны Шуфутинского, мотающего 45-й срок и очень скучающего по маме. Туманная ночь спустилась на город и разогнала людей по домам. Изредка туман прорезали фары встречных машин и, ослепив меня своим светом, растворялись в темноте. Возле поворота на аэропорт Таня обогнала припозднившегося бегуна в светоотражающей куртке и рабочих штанах, бодро семенящего по правой стороне дороги.
— Во! Видал идиота?! — Таня ткнула пальцем в сторону шального бегуна.
— Не скажи, — мне расхотелось во всем соглашаться с Таней, дурацкого смеха в субботу вполне достаточно. — Мужик все правильно делает. Бег — самый полезный вид спорта: после гребли.
— После чего? — спросила Таня, стараясь перекричать очередную серенаду Шуфутинского.
— После гребли! — уже громче повторил я.
— А-а-а!.. А то мне послышалось:
— Тебе все правильно послышалось, — перебил я детский восторг Тани, так и не решившись назвать вещи своими именами. Несмотря на современные нравы, мне по-прежнему тяжело ругаться в присутствии женщин и плоды эмансипации, покрытые несвежей словесной кожурой, я перевариваю с трудом. — Сделай звук потише.
Мерно покачиваясь на резких поворотах покрытой туманом дороги, я вспомнил стихотворение, написанное мной в конце восьмидесятых в гараже Егора Коромыслина под сладкий лепет гитары Марка Нофлера. Мы провели славный вечер в городе и, перед тем как расходиться по домам, на полчаса задержались в гараже: обсудить перспективы светлого будущего наступающей половой зрелости, покурить и послушать музыку. Мне было 23 года, я, не спеша, грыз гранит науки в строительном институте и все свободное время и стипендию тратил на девушек. Тогда казалось, что это только бледное начало и дальше жизнь пойдет еще ярче. На меня снизошла благодать и я разрешился следующими строками:
Я сидел в машине, которая никуда не ехала.
Я слушал музыку, слов которой не понимал.
Я смотрел вперед, но видел лишь стену.
Но я был счастлив.