«Какая же она всё-таки липучка,-подумал я, вспоминая чёрные большие глаза женщины, повлажневшие от внезапно вспыхнувшей страсти.-Но красивая, этого у неё не отнять… Может, и вправду наведаться как-нибудь вечерком к этой Тамаре, посмотреть, что она за спортсменка в койке? На столе-то она, честно говоря, была хороша…»
Я открыл заднюю дверцу «джипа» и кивнул девочкам внутрь; они тотчас по очереди уселись в машину и вольготно расположились на широком заднем сиденье, составив свои чемоданчики между ног. Сам я сел за руль; рядом, на переднем сиденье, расположилась моя помощница Люба — разбитная девица 23-лет, крашеная блондинка с химической завивкой. Она то и дело поправляла свою короткую причёску и стреляла в меня глазами; впрочем, к этому я уже привык.
С тех самых пор, как Люба подвизалась в качестве моей помощницы, она не оставляла попыток захомутать меня, но я держался стойко. Несколько раз мы с ней переспали, но это не мешало мне сохранять дистанцию, которую Люба, конечно же, прекрасно чувствовала. Но попытки соблазнения не прекращались — вот и сейчас она, сидя на переднем сиденье, закинула ногу на ногу, при этом её и без того короткая юбка как бы невзначай съехала, открывая крепкие, молочно-белые бёдра.
Сев за руль, я захлопнул дверцу, решительно одёрнул юбку своей помощницы — Люба обиженно фыркнула — и стал выезжать со двора. На крыльце я увидел Тамару Викторовну — она смотрела на меня и на Любу, и даже с такого расстояния я мог прочитать на её лице все признаки ревности.
«Ничего, ничего, тебе полезно,-усмехнулся я про себя.-В конце концов, ты не единственная баба на свете, и никаких прав на меня у тебя нет. Вообразила невесть что…»
Тем временем Люба повернулась к троице на заднем сиденье и слащавым голоском произнесла:
-Ну, девочки, давайте знакомиться. Вас как зовут?
-Катя… Маша… Даша…-по очереди откликнулись они.
-А я Любовь Петровна. В основном я буду вами заниматься, так что давайте жить дружно.
Она хихикнула и весело подмигнула девочкам; те оживились и завозились на сиденье, но я-то знал, что характер у Любы, мягко говоря, сволочной, и воспитанницы ещё хлебнут с ней. Но в конце концов, игра стоила свеч, и девочки очень хорошо представляли себе, на что шли.
Стать членом общества «Богини Спорта» или, попросту говоря, спортсменкой-проституткой, считалось очень почётным. Как правило, девушки уходили на покой уже в 25-30 лет, и уходили обеспеченными практически на всю жизнь. Многие девчонки грезили этой карьерой, потому и шли учиться в различные спортивные интернаты, часто — не без содействия родителей. Мамы и папы не видели ничего зазорного в таком будущем своих дочерей, более того — гордились, если их чадо всё-таки проходило довольно жёсткий конкурсный отбор.
Я знал, что и моя помощница Люба в своё время сходила с ума от «Богинь Спорта», но у неё просто-напросто не хватило природных кондиций. До 16 лет девушка прозанималась в одном из самых престижных спортинтернатов, потом, поняв, что ей ничего не светит, стала искать работу где-нибудь в этой же сфере. Так она очутилась в Конторе и уже четвёртый год работала вместе со мной; но комплекс неудачницы остался с ней навсегда, и она вымещала его на ни в чём неповинных девочках.
По широкому загородному шоссе мы направлялись в один из лагерей Конторы — там, где выдержавшие отбор воспитанницы проходили дальнейшую подготовку под руководством не кого-нибудь, а спортсменок-профессионалок, часто — всевозможных чемпионок и рекордсменок, ещё чаще — самих бывших «Богинь Спорта». Опытные наставницы нещадно муштровали девчонок, некоторые не выдерживали — покидали лагерь. Но такое считалось позором.
Я спокойно, на хорошей скорости, вёл мощный «джип», изредка прислушиваясь к болтовне Любы — она развлекала девочек рассказами о том, что их ждёт, не говоря, впрочем всей правды; так, обходилась многозначительными намёками. Воспитанницы слушали её, раскрыв рты, словно действительно видели перед собой богиню; мне хорошо были видны в зеркальце лица девочек, и про себя я отмечал их различную реакцию на Любин трёп.
Крамаренко, как самая одарённая и красивая, всё воспринимала спокойно, но в то же время с живейшим интересом; в широко распахнутых глазах Кривцовой застыло прямо-таки детское любопытство; а вот Артамонова, с которой я неласково обошёлся в кабинете Тамары Викторовны, слушала Любу с волнением и тревогой. Мне даже показалось, что в глубине её глаз я уловил затаённый страх, и мелькнула мысль: возможно, Артамонова — кандидатка на отчисление. Жаль будет, если так — значит, я ошибся; но уж больно девчонка хороша и станет ещё краше, когда подрастёт.
-Любовь Петровна, а вы сами мастер спорта, да?-неожиданно спросила Кривцова.
Моя помощница недовольно поморщилась, и я понял, что вопрос ей неприятен — никаких спортивных заслуг, кроме третьего разряда по плаванию, у Любы не было. Она всегда бесилась, когда ей об этом напоминали, вот и сейчас невинный вопрос девочки больно уколол её.
-Нет, я не спортсменка, а администратор,-резко ответила она.-Я занимаюсь организационными вопросами, а тренировать вас будут наши инструктора.
-Я думала, вы тоже инструктор,-смущённо промямлила Кривцова.-
У вас очень спортивное сложение…
Она явно пыталась сделать неумелый комплимент Любе, но вышло ещё хуже — собственное тело, действительно гармоничное и развитое, всегда служило девушке своего рода упрёком: с такими-то данными не смогла добиться ничего, кроме жалкого третьего разряда! Реплика Кривцовой разозлила мою помощницу окончательно.
-Уж что Бог дал,-холодно сказала она и отвернулась, уставившись прямо перед собой на дорогу; вид у неё сделался высокомерный. В зеркале я увидел, как Крамаренко сердито толкнула Кривцову локтем в бок и что-то прошипела ей на ухо — что именно, я не мог разобрать за шумом двигателя. Артамонова же встревоженно хлопала глазами — она никак не могла понять, почему их новая наставница разозлилась.
-Не бесись,-негромко сказал я Любе, наклонившись к ней — так, чтобы девочки не услышали.-Они новенькие, с твоими заскоками не знакомы.
-Нет у меня никаких заскоков,-процедила девушка, упрямо продолжая смотреть вперёд.-Не выспалась я сегодня, вот и всё. Когда Люба пребывала в таком настроении, разговаривать с ней было бесполезно, и я лишь пожал плечами. Девочки тоже замолкли на заднем сиденье и сидели тихо, как мышки.
Вскорена горизонте показались аккуратные белые домики — мы приближались к лагерю. Вдоль обочин пошли оградки, коттеджи тех, кто работал на Контору, но имел право покидать территорию лагеря, а ещё метров через пятьсот дорогу перегородил шлагбаум.