Жирная тварь оказалась злобной и мстительной. После избиения меня бросили в камеру, где кто-то заблевал весь пол. Ранним утром, когда солнце только-только взошло, мне принесли завтрак — полупустой стакан мутной воды. Принёсший стакан ублюдок демонстративно в него харкнул, и лишь потом передал мне. Пить эту дрянь я конечно же не стал. В общем, начался мой день паршиво, и что-то мне подсказывало, что дальше будет только хуже. К сожалению, интуиция меня не подвела.
После «плотного завтрака» меня и ещё десятка три узников выдернули из камер, и повели на работу. Работать нам предстояло на ферме за стенами. Возня на грядках чередовалась с тасканием воды из ближайшего озера. И так уж удачно совпало, что только мне одному достались вёдра с металлическими ручками. Пока я таскался с ними туда и обратно, следующий за мной конвоир то и дело отвешивал мне подзатыльники. А когда я практически дотащил вёдра до фермы, отвесил мне смачный поджопник, после которого я упал, и опрокинул вёдра. Всё это сопровождалось противным скрипучим смехом. Я тогда с трудом сдержался, чтобы не наброситься на хохочущего выродка, что, скорее всего, стоило бы мне жизни.
После полудня всё стало ещё хуже. Встроенного термометра у меня не было, но по ощущениям мне казалось, что температура воздуха поднялась выше тридцати градусов. Даже ни хрена не делавшие надзиратели это почувствовали. Если раньше они вальяжно прохаживались между грядками, то теперь стояли в сторонке в тени, и смотрели за нами оттуда. Видимо эти ублюдки не хотели сильно пачкать свои рубашки, пока мы буквально тонули в пыли и поту.
После шестой ходки к озеру у меня начали дрожать руки, и я поймал себя на мысли, что если бы этим тварям пришла в голову мысль обмотать ручки моих вёдер колючей проволокой, то они бы непременно это сделали. Пессимистичные мысли прервал звон колокола, и вышедшие из-за стены надзиратели повели нас на обед. Но не в тюрьму, а в ближайший хлев. Увидев большое корыто, наполненные чёрствыми сухарями и плохой пахнущей кашей, похожей на сперму, я понял, что это и есть наш обед. Кто-то сразу же бросился к корыту и рухнул перед ним на четвереньки, а кто-то посмотрел на всё это брезгливо, но к трапезе всё же приступил.
— Ну а ты чего застыл? Ждёшь особого приглашения? — услышал я позади знакомый голос.
Сжимаю руки в кулаки, медленно оборачиваюсь, и вижу того самого жирного ублюдка, который меня вчера поколотил. Он стоял рядом с открытыми дверями, скрестив руки перед грудью, а в ножнах за спиной у него висел мой меч. Смотрел этот выродок на меня с превосходством, будто я какой-то таракан, или грязь у него под ногами. Себя же этот кусок явно считал вершителем судеб и чуть ли не сверхчеловеком. По крайней мере так это выглядело со стороны.
— Я не животное, чтобы жрать из корыта всякое дерьмо, — стараюсь ответить на вопрос толстяка спокойным голосом.
Ублюдок усмехнулся.
— Совершенно верно. Ты не животное, а вещь. Такая мелкая и незначительная безделушка, от которой можно избавиться в любой момент, и заменить на другую такую же. Так что если у тебя были какие-то планы на будущее, можешь о них позабыть. Потому что нет у тебя никакого будущего.
В ответ молчу. Не потому что мне нечего сказать, а потому что нет ни малейшего желания разговаривать с этой мразью.
— Хотя знаешь, ещё не всё потеряно. Хочешь чтобы тебе притащили нормальный ужин, а не это дерьмо (жирдяй указывает на корыто), и возможность получить выходной на целые сутки? Это можно устроить.
— И что для этого нужно сделать? — спрашиваю я, прекрасно понимая. что за всё нужно платить.
Ублюдок противно улыбается, и выставляет вперёд правую ногу.
— Сущая ерунда. Назови меня своим господином. Громко и чётко, чтобы все слышали. Затем опустись на колени и облобызай мой сапог. Бонусом можешь и отсосать. Я не против.
После этих слов я недобро прищурился. Чего-то подобного от этого выродка и следовало ожидать. Таких подонков я ненавижу больше всего. Им мало просто одержать над кем-то победу. Над поверженным врагом ещё надо обязательно поглумиться, максимально его унизить и втоптать в грязь. Отец с детства вдалбливал в мою голову мысль, что выживание превыше всего, и что жизнь надо ценить и беречь. И он был абсолютно прав. Лишившись единственного близкого человека, я делал всё возможное, чтобы не сдохнуть. Но будь я проклят, если позволю какой-то самовлюблённой жирной твари надо мной глумиться! Насрать мне что этот зазнавшийся ублюдок обо мне думает. Я человек, а не вещь!
С этой мыслью подхожу к толстяку, и плюю в мерзкую физиономию.
— Иди в задницу! — отвечаю на предложение ублюдка, и наблюдаю, как мерзкая ухмылочка исчезает с лица толстяка.
Жирдяй вытирает щёку, поворачивает голову в сторону и кивает. В ту же секунду ко мне подбегают двое надзирателей, и хватают под руки.
— За мной! — бросает толстяк, и выходит из амбара.
Дойдя до ржавой бочки, которую я не так давно заполнил водой из озера, жирдяй останавливается. То же самое делает и парочка, держащая меня за руки. Не говоря ни слова, толстяк резко оборачивается, и изо всех сил бьёт меня ногой в живот. От сильного удара у меня перехватывает дыхание, и начинает жечь в груди. Пока я жадно хватаю ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание, жирная тварь вырывает меня из рук своих псов, и окунает головой в бочку с мутной водой. Не успеваю закрыть рот, и тут же начинаю захлёбываться. Брыкаюсь, безуспешно пытаясь освободиться, но в ответ получаю лишь болезненный тычок в бок. Озёрная вода заполняет рот и нос, а перед глазами проносится вся жизнь, с которой я мысленно успеваю проститься. Однако жирная скотина не даёт мне утонуть, и всё же вытаскивает мою голову из воды. Начинаю громко кашлять.
— Думая я тебя утоплю? — спрашивает толстяк, прерывая мой кашель очередным болезненным тычком в бок. — Даже и не надейся. Был бы умным, сделал бы правильные выводы ещё вчера.
— Отсоси, мразь! — говорю сквозь зубы.
Толстяк со всей силы бьёт меня по почкам, и валит на землю.
— Что-то я не понимаю тебя, малыш. Ты либо идиот, который совсем не учится на своих ошибках, либо мазохист, — говорит мразь менторским тоном.
В этот раз у меня хватает благоразумия промолчать, хотя желание придушить этого выродка собственными руками никуда не исчезло. Пользуюсь передышкой после «водных процедур» и восстанавливаю дыхание. К сожалению, длится она недолго. Жирная сволочь опрокидывает бочку, которую я так усердно заполнял, и вся вода выливается на землю.
— Ой, я такой неловкий, — говорит толстяк с показным раскаянием, хотя в его поросячьих глазёнках отчетливо видно веселье. — Кажется кому-то придётся заполнить её снова. И лучше этому кому-то управиться за час, если в качестве ужина он не хочется получить собачье дерьмо.
Сказав это, ублюдок широко улыбается, берёт дубинку у одного из своих мордоворотов, и со всей дури бьёт меня по колену. Стискиваю зубы от боли, стараясь не закричать, а толстая сволочь тактично напоминает, что время пошло, и мне лучше поторопиться. Стараясь не обращать внимания на боль, поднимаюсь на ноги, и хромой походкой ковыляю к тому месту, где оставил вёдра. Двое надзирателей увязываются за мной. Бегая к озеру и обратно, быстро теряю счёт времени. Когда чёртова бочка вновь оказывается заполнена, сил совсем не остаётся. Однако отдохнуть мне не дают, и практически тут же заставляют рыть траншею.
Рабочий день подходит к концу сразу же после заката. Нас тщательно обыскивают, чтобы удостовериться, что никто ничего не украл. У одного мужика в кармане обнаруживается небольшая морковь. Бедолага пытается что-то сказать в своё оправдание, но удар прикладом дробовика по зубам не даёт ему оправдаться. Пухляша избивают до полусмерти, а затем именно мне приказывают тащить его до тюрьмы, при том что сам я к тому моменту едва держусь на ногах. Когда добираюсь до камеры, силы окончательно покидают меню. Подхожу к стене, и ложусь …