— А вы сами какой пользуетесь?
Я улыбался и смотрел на провизора. Она замерла на полуслове и в упор смотрела на меня.
— Я… Я, не…
— Ты никогда не занималась анальным сексом?
И опять этот шок в глазах, испуг, но ведь не уходит, не бьет меня по лицу, не посылает.
— А зря, я уверен, что тебе бы понравилось. Вот Эльвире нравится, правда?
Я повернулся к Эле. Она отвернула голову к окну, и на просвет от солнечных лучей было видно как ей стыдно.
— Тебе же нравится, когда тебя ебут в жопу, да сука?
Молчит.
— Повернись.
Пощечина. Еще одна.
— Отвечай.
— Да, Хозяин, мне нравится, когда меня ебут в жопу.
И опять краска на лице, да еще и след от пощечины.
Что интересно девочка-провизор так и стояла, чуть приоткрыв рот, пылая, будто в шоке.
— Как тебя зовут?
Она как-то мутно, будто насквозь, смотрела на меня.
— Катя.
Они были чем-то похожи, разве что Катя была чуть младше и проще внешне, но это было даже мило. Внешность то ли учительницы младших классов, то ли провинциальной медсестрички.
— Эльвира моя рабыня, вещь. Я использую ее для своего удовольствия. И ей это нравится. Она любит стоять на коленях, под ошейником. Любит подчиняться мне и выполнять любые приказы.
— Правда, вещь?
— Да… Хозяин. Она горела от стыда.
Посторонний человек, абсолютно чужой. И ей рассказывали такие тонкие и сокровенные вещи о ней и в ее присутствии.
Я всегда знал, что унижает не столько оскорбление или боль, или даже обращение как с куском мяса, а именно вот такие простые слова, именно это вызывает жгуче-острый стыд и чувство унижения.
Катя смотрела на нас, не отрываясь, не произнося ни слова.