Я как могла успокаивала Лию.
— Наташа, я совершила непоправимую ошибку. Для меня все кончилось!
— Что кончилось?
— Все кончилось! — Жизнь кончилась, счастье кончилось!
Она опять расплакалась.
— Наташа, я больше не девушка. Ты знаешь Тольку Силаева?
Я кивнула
— Толька, подлец, воспользовался тем, что я к нему хорошо относилась. Когда все расходились, он задержал меня, предложил выпить еще на прощанье, и стал лезть ко мне своими лапами. Я плохо соображала уже, что он делает. Повалил меня на кровать и я … Я даже не могу сказать, что он меня изнасиловал. Я прос- то уже ничего не соображала и не сопротивлялась. Очнулась, когда уже все кончилось. Он гладил меня, бормотал какие-то из- винения. Ненавижу его сальную похотливую рожу! Господи! И та- кому слизняку досталась моя девственность! Наташа, я не могу маме в глаза смотреть. Как я с вами со всеми буду встречаться? Я не могу ходить по улицам, показываться на люди. Мне кажется, что все смотрят на меня и видят, что я уже не девушка, что ме- ня трогали потные, грязные лапы. Если бы ты видела этого гада, когда он раздет. Меня до сих пор тошнит, только я вспомню это.
Я как могла успокаивала Лию, хотя не меньше ее нуждалась в утешении. Всю ночь мы прошептались в темноте, лежа на одной кровати, строя планы на будущее и делясь взаимными обидами. Моя история потрясла Лию. Со жгучим любопытством она выспраши- вала подробности у меня. К утру было выработано решение: кон- чить институт, вместе завербоваться на какую-нибудь метеостан- цию и постараться обходить мужчин.
Часть 3
ЛИЯ.
Мужчина был очень тяжел. Мы с Наташей с трудом втащили его в аппаратную. Он весь обледенел. Мы стащили с него верхнюю одежду, рубашку, трико, и перенесли на Наташкину кровать. Наташа взяла шерстяной шарф, смочила его спиртом и велела мне растирать его, а сама стала греть воду, возиться с аптечкой. Я растеряно смотрела на распростертого передо мной богатыря за- росшего густой рыжеватой бородой, и не знала, с чего начать. Видя мою растерянность, Наташа подошла, решительным движением сняла с пострадавшего трусы, вместо них набросила полотенце и показала как надо растирать, обратив мое внимание на ноги и правую руку, пальцы на которых совсем побелели. Я энергично принялась за дело и через несколько минут пальцы уже не были белыми, а тело порозовело. От моих резких движений полотенце несколько раз сдвигалось, я поправляла его, стараясь не смот- реть, что там под ним, но глаза мои время от времени останав- ливались на полотенце и перед моими глазами вставала картина, которую я видела всего несколько мгновений, пока Наташа не набросила полотенце. Мужчина открыл глаза и что-то проговорил. Я закутала его нашими одеялами и Наташиной шубкой. Наташа ста- ла поить его лекарствами и чаем, а мне велела выходить на связь. Поздно вечером, покончив, наконец, со всеми хлопотами, мы улеглись в моей комнате на кровати. Взволнованная проишед- шим событием, я никак не могла уснуть. В памяти вставали кар- тины, навеянные видом тела обнаженного мужчины. Наше решение с Наташей избегать мужчин я переносила довольно легко. Наташе же приходилось труднее. За год супружеской жизни она привыкла ре- гулярно удовлетворять свою страсть, а здесь на отдаленной ме- теостанции, мы долгое время оставались одни. Однажды непогода занесла к нам на станцию группу туристов. Они переночевали у нас в аппаратной и на следующий день ушли дальше. После их ухода мы обнаружили оставленный датский журнал и три вложенные в него фотографии. Журнал был оставлен, конечно, не случайно, преднамеренно, дабы вогнать в смущение двух одиноких девушек. Наташа рассматривала картинки с определенным пониманием того, что там было изображено. Для меня же каждая картинка была от- кровением. Когда мы это рассматривали, мы краснели и бледнели, смущенно переглядываясь и старались побыстрее перевернуть на- иболее откровенную картинку, а потом острое волнующее любопыт- ство заставляло снова вернуться к ней. Фотографии в журнал бы- ли вложены с большим знанием дела и определенным вкусом. Весь журнал был посвящен двум женщинам, удовлетворявшим друг друга без посредства мужчин. Ну прямо длянас с Наташей. Фотографии же были другого рода. На одной из них лежал на спине ногами к объективу обнаженный мужчина. Ноги его были сдвинуты, все тело напряжено, половой член, стоящий вертикально, до половины был погружен во влагалище женщины, сидевшей на корточках. Ноги женщины были широко раздвинуты. Из всей одежды на ней были чулки, прикрепленные к узкому поясу. Правой рукой она направ- ляла член в себя. На лице ее была улыбка. На другой изображена стоящая на каком-то возвышении на четвереньках девушка. Сзади нее стоял мужчина и вводил свой член между ее ягодицами. Я сначала была удивлена разве можно не в то отверстие? Но Наташа меня просветила, что в такой позе как раз удобно вводить член именно туда, куда надо. Девушка была очень миловидной и с ка- ким-то неопределенно-трогательным выражением смотрела на сто- ящего сзади нее юношу, сложением чем-то напоминающего незна- комца. Третья фотография окончательно вогнала меня в краску. На ковре лежала женщина, над ней лицом к ее ногам — на четве- реньках — мужчина. Губами он прильнул к лону женщины, а голов- ка его члена была у нее во рту. Выражение неописуемой страсти было на их лицах. Наташа сказала, что подобные картинки ей знакомы. Я поняла, на что она намекает и пристала к ней, чтобы она рассказала подробности. Рассказ ее произвел на меня необы- чайное впечатление. С одной стороны действия казались мне страшными, с другой — возбуждали острое любопытство и желание испытать самой это.
В тот день мы долго обсуждали взаимоотношения мужчины и женщины: — я теоретически, а Наташа — с учетом своего практи- ческого опыта и поздно разошлись по своим комнатам. Я лежала в темноте с открытыми глазами, передо мной проходили интимные картины. Мысленно я ставила себя на место этих женщин. Между ног стало мокро. Я встала и сняла трусики, чтобы их не испач- кать. В этот момент открылась дверь и со свечой в руках вошла Наташа. Ветряной двигатель сломался и света не было.
— Лия, разреши мне полежать с тобой, я никак не могу уснуть, а одной тоскливо.
Я подвинулась, освободив место Наташе, обняла ее и поце- ловала. На своих губах я ощутила Наташины слезы.
— Наташа, что с тобой?
— Лия, я больше не могу! Если я как-нибудь не успокоюсь, я просто сойду с ума!
— Что же делать, Наташенька?
— Дай мне твою руку. Потрогай!
Моя рука скользнула между ног. Я провела пальцем, не ощу- тив никакого сопротивления. Там было скользко, раскрыто и го- рячо. Наташа всхлипнула.
— Еще, Лия !
Я стала пальцем гладить губки, слегка погружая его во влажную податливую глубину. Тело Наташи напряглось и в такт моим движениям, оно как бы стремилось навстречу пальцу.
— Лия, поглубже, — прошептала Наташа.
Я вся горела, чувствовала как напрягшиеся соски грудей трутся о сорочку. Это меня раздражало. Я сбросила ее с себя и осталась совсем голой. Грудь мою ломило, кровь стучала в вис- ках, рука стала мокрой и от нее исходил волнующий запах. Я скользнула вниз к бедрам Наташи и, широко раздувая ноздри, с наслаждением впитывала в себя этот ни с чем не сравнимый за- пах. Руками я схватила левую грудь и соском стала водить у Наташи между ног. Острый сосок иногда выскальзывал, задевая жесткие курчавые волоски, что доставляло мне еще большее нас- лаждение. Наташино тело вздрагивало. Руки ее судорожно комкали горячую простыню.
— Лия, хватит! Я сейчас стану бросаться на стену.