От того, что я ничего не вижу, ещё страшнее :-), а снять «маску» — нельзя: игра не позволяет.
Вадик красит меня, щекоча мне пятки, пальчики на ногах, внутреннюю сторону бёдер.
— Какого цвета теперь моя нога?
— Цвета любви, разумеется, — отвечает муж. Какой это цвет? – думаю я, и вдруг слышу… шаги.
Замолкаю; инстинктивно сжимаю ноги. «Нет-нет-нет» — Вадик ласково и настойчиво раздвигает их обратно; я, обливаясь холодными сладкими волнами, поддаюсь.
«Кто идет? Знакомый? незнакомый? а спросить нельзя». Шаги приближаются… равняются со мной…. останавливаются. Он смотрит на меня!
Я сжимаюсь. Вадик шепчет: «спокойно, спокойно, мы у себя дома» — а кисть его подбирается… именно «туда» :-). Он хочет разрисовать меня «там» на глазах у чужого! От этой мысли сердце заколотилось, по телу побежали мурашки, а снизу я – чувствую – потекла, как авторучка. Нет, это чересчур! Я сжимаю ноги; Вадик, понимая, переходит на живот и грудь.
Прохожий заговорил с Вадиком! Самым доброжелательным голосом: пожелал творческих успехов, спросил, не расписывает ли меня Вадик для какого-нибудь фестиваля, потом – не мешает ли ему, если за его работой наблюдают. Вадик, скотина, так же доброжелательно ответил – нет, пожалуйста, смотрите. Я лежала, как безропотный холст, молча и без движений, ничего не видя, но от самой ситуации мне было дурно. Я опять, как в Ялте, чувствовала взгляд незнакомца каждым миллиметром своего обнаженного тела.
Незнакомец постоял немного и – слышу – ушел. Вадик к этому моменту покрыл краской спереди все моё тело, кроме лица, и попросил подняться для покраски спины и попы. Я встала; тело было как резиновое. Вадик деликатно раздвинул мне ноги и начал обрабатывать меня снизу. Я его шепотом ругаю, перемежая ругань со стонами.
Вот он принялся щекотать меня кистью «там»… Опять шаги! Шаги и голоса. Идут несколько человек! Сердце опять выпрыгивает у меня из груди. Среди голосов я слышу голос недавнего прохожего. Он привел зрителей… Все компания останавливается у нашего забора, здоровается с Вадиком и затевает светскую беседу с фривольным оттенком :-). Вадик участвует в беседе, не прекращая орудовать кистью между моих ног. Чудовищный стыд и возбуждение одолевают меня; я, слепая и немая (нельзя говорить! страшно и стыдно), чувствую себя безвольной рабыней стыда и наслаждения. Нет, я никогда не прощу этого своему хулигану! Оооо! Чувствую приближение оргазма. Выдавливаю из себя еле слышный шепот: «переходи на другой участок, Репин!».
Вадик понимает и переходит мне на спину. Я пробую сомкнуть ноги – он не даёт: «краска не высохла». Так я стою — абсолютно голая, с закрытыми глазами (на голове – трусы, по поводу которых зрители пускали шуточки), с раздвинутыми ногами — на виду у абсолютно незнакомых людей! Они обсуждают ситуацию – в меру, деликатно, без непристойностей, — но всё же! Я слышу комплименты в свой адрес…
Так прошло — не знаю, сколько времени (у Вадика на «художественную» роспись уходит обычно часа полтора), и всё время я была сжата изнутри эротической судорогой, которой – я чувствовала – достаточно малейшего импульса или движения, чтобы перейти в оргазм.
Близкий оргазм и стыд распирали меня. Зрители не собирались уходить, явно дожидаясь окончания работ.
Вадик принялся за проработку деталей. Я боялась, что он будет рисовать что-то подробное на сосках, и тогда… Страшно подумать :-). Мне в голову полезли вдруг очень острые и ясные воспоминания об оргазме посреди Ялты, среди людей. Мне казалось тогда, что весь мирсосредоточился у меня между ног, и ВСЕ смотрят ТУДА, а взгляды просверливают меня изнутри насквозь…
Но соски Вадик миновал. Он покрыл мне краской шею и затылок, и подобрался к лицу. Я замерла в жутком ожидании – снимут с меня трусы или нет. Трусы на голове я воспринимала, как последний островок одежды, отгораживающей меня от Ужасного (при отсутствии трусов на бёдрах :-). Вадик провёл щекочущей кистью по моим щекам, губам… взялся за резинку трусов и эффектно снял их! Раздались аплодисменты и одобрительные возгласы. Я, ошарашенная светом и всем вместе :-), вначале не открыла глаз, но через мгновение не выдержала – открыла – и увидела прямо перед собой залитые солнцем кусты, ограду, а за ней – человек семь мужчин, аплодирующих и улыбающихся мне, как голливудские звёзды! Их взгляды проникли в меня, как стрелы, и…
Я почувствовала «там» неумолимое приближение взрыва, умоляюще посмотрела на Вадика…
Он понял и стал между мной и зрителями.
Этот оргазм я перетерпела, сцепив зубы и ничем не выдав себя – наоборот, вымученно улыбнулась зрителям (при этом подсохшая краска на щеках натягивала кожу).
Тихий и подавленный оргазм взрывался и мучил меня несколько раз — когда Вадик случайно задел рукой сосок, и когда начал красить уши – мою любимую эрогенную зону. Я вела себя молодцом – ничем себя не выдала :-). Потом, когда Вадик стал красить веки, я закрыла глаза. Ноги ослабели, я едва стояла. Внизу живота щекотало и болело.
Потом Вадик собрал мне волосы в тугой узел и покрасил их, потом прошелся корректирующими штрихами по всему телу… Готово!
Вадик нарисовал на мне карнавальный бело-красный костюм-домино: одна половина тела – белая, другая – красная, с потрясающими узорами и блестками по поверхности. На лице (я потом увидела, когда посмотрела в зеркало) – венецианская маска-лилия; волосы покрыты разноцветными узорами. На всей мне не было ни одного незакрашенного участка, кроме глаз :-).
Он эффектно презентовал свою работу, хулиган; зрители вновь зааплодировали, выражая одобрение его искусством и моей красотой 🙂 Я стала смущенно осматривать себя; когда взгляд упал на голую грудь, а потом на бёдра без трусов – мне опять стало жутко, и опять внизу зашевелился будущий взрыв. Но ощущение, знакомое, наверное, только моделям бодиарта: что ты – уже не совсем ты, а игрушка, вещь, что твоя душа переселилась в куклу, — придало мне отчаянного озорства, я стала кокетливо вертеться — и впервые подала голос, испугавшись при этом его звука 🙂 – он оказался не мой, а тоже кукольный – хриплый и ненастоящий. Я перевоплотилась в эротическую карнавальную куклу: стала исполнять какой-то кукольный танец, отвешивала зрителям поклоны… и добилась того, что зрители напросились со мной фотографироваться.
Все было, конечно, очень пристойно: никто и не думал меня трогать (как-никак, имел место священный пиетет к творению художника :-)… но оттого, что открылась калитка и ко мне – голой и раскрашенной – стали приближаться незнакомые мужчины, а затем и стали совсем рядом со мной, — меня, разноцветную куклу, стали вновь подмывать знакомые волны, а сердце заколотилось, как сумасшедшее.
Тут из дому вышел Дима.
Он видел, конечно, раньше маму голой, но… не раскрашенной и не в компании незнакомых дядей. Мне стало невыносимо стыдно и тревожно. Но он, увидев меня, с широко раскрытыми глазками крикнул по-русски «Мама, какая ты красивая!», и побежал ко мне. Вадик перевел; все умилились, конечно. Краска на мне почти высохла, и Дима подбежал и стал трогать разноцветную маму, где смог достать :-). Стыд почти исчез, и меня затопила волна умиления и гордости за сына. Я чмокнула его, погладила, оставив на его голове белый и красный след.