— Лики у святых. — Поправил Женька, пытаясь выдернуть ногу из моих объятий, — святые безгрешны, а то, чем мы занимаемся есть грех, ибо не освящено церковью.
— Ты хочешь трахнуться в церкви?
— Богохулка.
— Бого: чего?
— Маньячка какая-то! — Женька все же вырвался. — Во влип!
— Я? Да я, можно сказать, жертва! Ты меня обольстил, соблазнил и воспользовался минутной слабостью.
— Минутной? — Женька, усевшись на ковер, принялся пить сок прямо из пакета. — Если мне не изменяет память, ты мне совсем поспать не дала в нашу первую встречу. И потом, не надо ля-ля. Никто тобой не пользовался, надо было меньше «Сангрии» хлестать.
Зазвонил телефон, я не успела достойно ответить на вражеский выпад.
Это звонил Женечка.
— Привет, родная.
— Привет. — Слова на секунду застряли в горле, но потом, ничего — выбрались. — Ты что не спишь в такую рань?
— Я сегодня мать к зубному возил. Только что вернулись. Захотел услышать твой голос.
— Хочешь, я тебе спою?
— Только не это! — Женечка засмеялся — Все, что угодно, только не это
— Твои родители в эти выходные уезжают на дачу? — Я стояла голая в прихожей, наблюдая, как Женька делает вид, что сосредоточенно смотрит телевизор. Даже включил его.
— Да, слава богу. За тобой заехать?
— Давай. Я попробую слинять с работы пораньше. Я позвоню с Дмитровки.
— Хорошо. Я уже начинаю ждать. Целую тебя.
— Я тебя тоже, Женечка.
Я положила трубку. Женька пялился в телевизор с таким видом, как будто не сидел голый посреди комнаты, разложив свое хозяйство тут же, на ковре, а изучал некий серьезный вопрос в ленинской библиотеке.
— Интересно? — подсела я к нему.
— Да. — неопределенно сказал Женька. — Можно вопрос?
— Ну?
— Ты его любишь?
— Ты уверен, что нам надо обсудить это?