Жизнь, как известно, штука непредсказуемая, щедрая на сюрпризы. Вот и мне, журналисту из средней полосы она преподнесла свой сюрприз: я очутился на крайнем Севере, в городе Инте, где стал работать в филиале одного из известных московских изданий.
Офис мой редакции располагался в здании городской метеостанции. Это было частное предприятие, владел которым Иван Владимирович Осипчук, удивительный тип, о котором в городе ходили легенды. Говорили, что он держит в руках чуть ли не всю Инту, богат, как Дьявол, разбогател на махинациях с золотыми приисками, и его подвалы, чуть ли не под потолок заставлены бочками из-под соляры, набитыми золотым песком.
Со временем я узнал, что в его ядреном кулаке действительно сидит и местная администрация, и полиция, и всеми бандформированиями рулит он, будучи в них и хозяином, и судьей.
Вот, ну а самый странный слух, который распространялся далеко за пределы Инты, это то, что девки к Осипчуку слетаются чуть ли не стаями. И в его, оборудованном при метеостанции вертепе, по ночам происходят самые настоящие оргии, где солирует он, Его Величество Осипчук.
Поначалу к этим слухам я относился скептически. Осипчук представлял собой мелкого на седьмом десятке старика, колченогого, лысого, с каким-то шныряющим взглядом и явной ориентацией на материальные ценности.
Носил массивные золотые часы, вызолоченные от браслета — до стрелок, всегда был надушен дорогущим парфюмом. Чистенькие рубашки, наглаженные брючки. И удовольствие от жизни, которое сладким облаком окружало его, он эту жизнь вдыхал, смаковал, наслаждался и упивался ею. Но
Но при всем при этом, убейте меня, по моим представлениям он никак не подходил на роль героя-любовника, и в то, что девушки от него без ума, мне, честно говоря, как-то не верилось.
Двери наших помещений: офиса нашей редакции и его — кабинета директора метеостанции, располагались, что называется, рыло в рыло. Как-то Осипчук, прочитав свежую мою статью, сказал мне: тебя, Сенька, поцеловал Бог, при твоем таланте ты можешь жить, как король. Я тогда ответил в том духе, что двум королям не стоит жить в одном королевстве, так мы подружились.
Более того, он выдал мне дубликат ключей от его бань:
— Приехал из Москвы, командировки, или просто захотел баньки, иди, мойся. Котлы там под парами круглосуточно.
И я мылся с удовольствием, парясь в раскаленной парилке на еловых полках, распаренный ныряя в ледяной с хрустальной водой бассейн.
Как-то в один из моих таких огульных, банных заплывов в парилку ввалился и голый Осипчук:
— Сенька, подпустишь хозяина бани?
И вот тут я офигел! Я увидел его член. Это было нечто. Он свисал чуть не до колена, был гораздо смуглее остального тела своего хозяина, алый под залупой, был шишкаст, бугрист и извилист рельефными венами, а, кроме того, имел на ядреной головке у самого устья его семенной скважины, в которую можно было просунуть карандаш, татуировку в виде очень реалистично выполненной мухи.
Помню тогда по бане шарилась уборщица в несуразном халате с ведром и шваброй. От женщины в этом страшилище были лишь едва различимые под халатом округлые бедра. Так вот у Осипчука тут же в несколько толчков встал на нее, он даже к нему не прикасался:
— Обрезались зачем, Иван Владимирович, вы же не мусульманин?
— А кто его знает, кто я. Сам-то я конечно, западенец, выходец из Западной Украины, но что во мне понамешано, я и сам не знаю. Но точно, евреи, арабы, славяне, может и негры. Вся мировая этническая культура. А обрезался , когда залупа голая и трется об ляжку или штаны, это непрерывно возбуждает. К тому ж она становится крепче и тверже.
— А муха?
— Ха, не поверишь, мне многие женщины признаются, что при ебле они чувствуют эту муху, словно она ползает по их матке. Драконит ее.
Как-то с утра, ввалившись в баню я увидел такую картину: голый, поджарый Осипчук, уперев одну руку в поясницу, другой, держа мобилу у уха, давал отсасывать юной, трепетной, голой девочке с воспаленными влагалищем и сосками, которая стояла перед ним на коленях на специальном банном настиле, будучи лишь в часах и кольцах, не смея прикоснуться к члену руками, за спиной сцепляла их и самозабвенно сосала, управляя членом лишь своим ртом.
Потом, не сдержавшись, вспорхнула на полок, стала раком, как можно шире развела ягодицы перед хозяином, демонстрируя свою возбужденную пизду, призывно поманила его рукой к себе. Но он равнодушно сложил трубку и начал одеваться. Опаздывал куда-то.
Говорили что в тех его банных оргиях женщины на его члене, расширяющемся к корню, доходили до исступления, дрались между собой, стремясь его оседлать. И утробные охи и стоны, доносящиеся из его бань, разносились чуть ли не по всему городу. И бездомные собаки, улавливающие запредельные природные звуки, отзывались на эти стоны долгим воем.
Бывало, что совершенно сбрендивших от похоти самок он обривал наголо. И муж, получая утром свою жену обритой, понимал, что она была с Осипчуком.
Как-то я показал ему фото своей юной красавицы-жены Юлии. Мне просто хотелось доказать ему, что и мы не лыком шиты и тоже красивых женщин любим. Вы бы видели, что ним сделалось. Взгляд умаслился, говор стал густым и тихим:
— Она у тебя в Москве, — поднимал он на свет фотографию, — а сколько лет?