День тянулся неимоверно. Приходили дети с царапинами, но зато в большом количестве.
Мы устроили шахматный турнир (победила Вика) , помогли Насте оформлять медицинские карточки, а день не кончался. Я вспомнил Викины обиды и решил поносить ее на руках, Таня не возражала.
— Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало, — спокойно сказала она.
В этот момент в комнату заглянула Настя, она уже ничему не удивлялась, и позвала Таню. Вика совершенно разомлела и полезла целоваться. Держа ее на руках, я изо всех сил уворачивался от поцелуев.
В комнату вошли Таня, очень симпатичная пожилая женщина (для меня тогда пожилыми были все женщины старше тридцати) и Настя.
— Мама, позволь представить тебе моих друзей, — совершенно по-светски произнесла Таня, — Это Вика
Я поставил Вику на пол. Она изобразила что-то вроде реверанса.
— А это Сережа, — Таня сразу расплакалась, прижалась ко мне и зашептала, — я уезжаю на Дальний Восток, моего папу туда переводят, мы с тобой никогда больше не увидимся. И не думай меня провожать, у меня истерика начнется.
Изумленная мама потянула Таню за руку, она вырвалась и последний раз поцеловалась. Потом оттолкнула меня и сама вышла из комнаты.
Хлопнула дверца машины и Таня исчезла. По щекам Вики и Насти текли слезы.
Вечером я сидел на темной веранде в полном отчаянии. Я был знаком с Таней два года, я потерял и эти два года, и те полтора месяца, которые мы провели вместе нынешним летом. Стало холодно, я принес одеяло, накрылся, и снова смотрел в окно. Потом пришла Вика.
— Сережка-картошка, — прошептала она, и от этого мне стало совсем плохо, Таня так всегда говорила.
У нас была любовная игра. В коротком варианте я отвечал: «Танюшка-квакушка», и после этого мы целовались. Мне больше нравился длинный вариант, я отвечал «Танечка, моя любимая девочка», Танечка недоверчиво смотрела на меня своими прекрасными серыми глазками и спрашивала «Правда, любимая?», и после этого мы целовались.
Я положил обе руки на маленькую попку, притянул Вику к себе и уткнулся в животик лицом. Она немного постояла, потом протиснулась под одеяло с левой стороны, и прижалась ко мне. Танино место справа было пустым.
Почти сразу она меня поцеловала. Ее нежные поцелуи совсем не походили на страстные Танины. За два дня я узнал, что женщины могут быть совсем разные. Всегда спокойная, рассудительная Таня могла мгновенно превратиться в вулкан страстей, а взбалмошной Вике оказались нужны медленные нежные ласки.
— Я пришла его утешать, а они уже целуются! Таких больных у меня еще не было, — удивилась Настя.
В свете всходящей из-за сосен полной луны ее белый халат казался серебряным. Она накрыла нас еще одним одеялом, поколебалась, уселась на Танино место, и тоже прижалась ко мне. Она не была Таней, и от теплого и мягкого тела мне лучше не стало.
— Как же вы вчера втроем в одной постели голенькими оказались? — спросила Настя.
Мы с Викой вздрогнули от неожиданности.
— Я зашла вас на рассвете проведать, — объяснила Настя, — вы же больные.
Оказалось, что мы слишком поздно следы заметать начали.
— Я не воспитатель, не волнуйтесь. Мне просто интересно. Сразу видно, что они влюблены по самые уши, а как ты с ними очутилась?
— Мне стало страшно одной, и я пришла к ним, — начала вешать лапшу Вика, запнулась, и вдруг сказала чистейшую правду:
— Мне стало завидно, это ведь я Сереже сиськи показала, а они сразу влюбились. Я к ним вчера и не хотела приходить, но не могу же я всю ночь охи и вздохи слушать. Ничего такого и не было, мы только ласкались. Я вообще девственница, а Танька только сегодня собиралась… — Вика осеклась, поняв, что начала говорить лишнее.
— А теперь эта Юнона и Авось приключилась. Ему любые сиськи показывай, он не отреагирует. Вот, пожалуйста.