— Я спросила тебя, не еврей ли ты, — напоминает Аня.
— Ну и что? Ах, да, вспомнил. Я подумал, что они принимают меня за еврея. И дабы доказать им, что это не так, говорю, что моя мать крестьянка Тульской губернии, имея в видуопять-таки, что крестьянине не могли быть у нас евреями. И что же я слышу в ответ? ″Эх, молодой человек, плохо вас подготовили к командировке в СССР. У нас давно уже, лет тридцать, как не губернское, а областное деление!″ Я чуть было не задохнулся от негодования: ″А мать моя родилась полвека назад, когда было ещё губернское деление!″. И тут только мне в голову приходит, что вовсе не за еврея они меня принимают, а за иностранца, может быть, даже за шпиона. Что же делать? Мне бы следовало на том этот разговор глухих закончить и вернуться к своему столу, тем более что официантка уже принесла туда жаркое. Но мозги мои так затуманились, что я не нашёл ничего более умного, как вытащить из кармана своё удостоверение и показать им, мало того, позволить взять его у меня из рук и рассмотреть. И что же? Я полагал, что они, убедившись, что я советский гражданин, в лучшем случае отстанут от меня, а в худшем выместят своё разочарование на моей фи-зиономии. А они, передавая удостоверение из рук в руки, только удивлённо махали головами и говорили: ″Ну надо же! Как настоящее!″ Я пытался вернуть свои корочки. Но у меня это не получалось. Наконец, одна из дам, жгучая брюнетка лет сорока, а может и больше, вернула мне его, прошептав на ухо: ″Прошу вас, спуститесь на минутку вниз″. И, встав из-за стола, направилась к лестнице, ведущей на первый этаж. Я возвращаюсь к своему столу и принимаюсь за еду. Мясо оказалось столь хорошо приготовленным, что я его слопал за пару минут, после чего, не видя, чтобы пригласившая меня вниз дама вернулась, решил пойти вслед за ней, выяснить, чего ей надо. Когда я спустился в холл первого этажа, то увидел её, выходящую из женского туалета. Она молча поманила меня к себе и, когда я подошёл, взяла за руку и завела обратно в эту самую туалетную комнату. Закрыв дверь на задвижку, дама поворачивается ко мне, обнимает, целует, говорит какие-то ласкательно-уменьшительные словечки, неожиданно расстёгивает ширинку моих брюк и, с некоторым усилием вынув оттуда мои причиндалы, присаживается на корточки, целует головку, потом начинает лизать её и, наконец, заглатывает…
— Вот блядь старая! — не удерживается от комментария Аня, в то же время послушно отдавая свою руку в моё распоряжение и наглядно убеждаясь в том, как под её пальцами восстаёт моя плоть.
— Ты вот её ругаешь, а я, несмотря на то, что она действительно показалась мне староватой и страшноватой, испытал такое острое наслаждение, когда, взяв её за уши, стал энергично помогать ей, что очень скоро почувствовал наступление экстаза и кончил ей прямо в глотку…
— И что потом? – проявляет любопытство Шура, причём не только словесно…
Обнаружив, что рука Ани её уже опередила, она довольствуется лёгким потряхиванием мошонки.
— Что потом? Она не сразу меня освободила, некоторое время продолжая делать глотательные движения. Потом тщательно вылизала и, подняв к верху лицо, спросила: ″Ну как, молодой человек, вы довольны?″. Я искренне кивнул головой и сказал: ″Спасибо″. ″Тогда, — продолжала она поднимаясь с корточек, — может быть, вы не побрезгуете в знак благодарности поцеловать меня?″ И я, признаюсь, это сделал. Именно в знак благодарности.
— Поцеловал эту сучку в поганую пасть?
Возмущённая Аня садится, наклонившись ко мне, чтобы лучше видеть выражение моего лица, но инструмент мой тем не менее из ладони не выпускает, только крепко, до боли сжав его.
— А что ты при этом почувствовал, когда целовал её? – продолжает любопытствовать Шура.
— Какой-то горько-солоноватый привкус.
— Противно было?
— Не сказал бы, просто непривычно.
— А что было дальше?
— Подойдя к зеркалу, она стала доставать из сумочки пудру и губ-ную помаду, а мне говорит: ″Спасибо и вам″. И после некоторого колебания продолжает: ″Если вы, молодой человек, согласны, что у нас довольно неплохо получилось, может продолжим?.. Я готова подождать вас в условленном месте около ресторана″ Предложение было неожиданным.. ″Вы одна в этой компании?″ — спрашиваю я. Она отвечает: ″Нет, с мужем. Но наверх я к нему подниматься не стану…″ Озадаченный складывающейся ситуацией, я продолжаю интересоваться: ″И куда мы пойдём?″ Она смеётся: ″Да никуда, где-нибудь пристроимся, найдём укромное местечко! Хорошо?″ И тогда мне пришлось раскрыть свои карты, поведав ей о своей договорённости с официанткой… На этом мы и расстались.
— И после этого ты посмел явиться к нам и лезть с поцелуями и грязными домогательствами? – продолжает негодовать Аня. — Какая же ты паскуда! И нас чёрти чем заставляешь заниматься!
Обеими руками (в том числе той, что только что была занята поощрением моей похоти) она вцепляется мне в плечи, трясёт их.
— Да ты что, дурочка, взъелась на меня? Что случилось особенного? Минет, — так называется эта французская любовь брать пенис за щеку и сосать, — известен с древности; детальное его описание содержится в «Кама-сутре»
— Да пошёл ты со своей «Кама-сутрой»!
Аня встаёт с кровати, подбирает трусики и лифчик и отправляется на кухню.
— А что такое, эта «Кама-сутра»? – воспользовавшись моментом и завладев своей ладонью уже всеми моими причиндалами, спрашивает Шура.
— Это священная книга индийцев, составленная полтора тысячелетия до нас. В ней содержатся наставления о половом акте, о молодых женщинах, об отношениях супругов, о чужой жене, о жрицах любви, о том, как добиться физической красоты.
— И ты всё это читал?
— Не всё. Ведь надо было переводить с английского и то и дело залезать в словарь.
— Какой ты, однако, учёный у нас!