— А?
— Можно спросить у вас одну вещь?
(«О неееет!»)
— Ссс… спрашивай, конечно, чего ты спраш…
— А кто нарисован на вашей картине?
Виктор Евгеньич чувствовал себя школьником, уличенным в краже сахара.
— Вам кто-то позировал? Или…
Эх, чего уж там, вдруг подумал он — и выпалил:
— Ты нарисована! Или ты себя не узнала?
У Карины порозовели уши.
— Меня узнали знакомые, — сказала она октавой ниже. — Говорили: как ты похожа на эту новую картину. Это не с тебя случайно рисовали? А почему вы…
— Что?
— Эээ… ладно, ничего.
— Ну, не мог же я просить тебя позировать… эээ… без всего, — сказал Виктор Евгеньич, поняв ее. — Вот и пришлось… голову взять твою, а все остальное — из… другого места.
От вранья и нескладухи его уши горели, как у Карины. Та смущенно смеялась:
— Понятно… А я думала…
— Что?
— Нет, нет, ничего. Но теперь, когда я знаю, вы ведь уже можете попросить?
— В смысле? Позировать?… Ты хочешь?..
— Нууу… В общем, я не против. Это ведь для искусства?
— Конечно. Только для искусства!
— Ну вот… В общем, можете рассчитывать на меня.
— Окей, Карин. Когда начнем?
— Когда скажете!
— Тогда давай завтра?