Ехал я служить нашей любимой Родине на поезде в какое-то местечко с подозрительно кавказским названием Аздым-Тур. Ехать было недалеко. Всего одну ночь. Нас загрузили, и все сразу же отрубились под воздействием выпитого алкоголя. Ехало нас человек 10 из обычного северного городка.
Когда мы вышли из поезда, нас повели в распределитель. Хибара — 3 окна, 1 дверь, койка, стол, стул и небритый усатый азербайджанец или некто похожий… в географии я слабоват. Он нам сообщил, что всех должны распределить в 4 роты. К этому времени с двумя земляками я уже познакомился. Не знаю как, но в последнюю, 4-ю по списку, роту попал я один. Остальных, по 2-4 человека, рассортировали по другим.
Азер вручил мне какие-то документы, сумку и показал на автомобиль, который стоял неподалеку от какого-то гаража. Из него раздавалась непонятная мне речь и отчетливый мат. Это была грузовая крытая машина, в кузове которой сидело больше десятка азеров. Около машины стоял крепкий мужик в камуфляже и курил, иногда вставляя резкое слово в общую ругань. После этого ор немного утихал, возобновляясь позже.
Остальные мои попутчики уже разошлись в другие места, наверняка довольные, что их отправляют вместе. Я поглядел на распределяющего и нерешительно сказал:
— А… можно мне… ну… может я с остальными…
— С остальными? Пиздуй, куда сказали, малец. Остальных уже дядьки разобрали.
— Но…
— Пошел!.. — он взял меня за плечо и вытолкнул на улицу.
Я подошел к этому крепкому азеру у машины:
— Я, это… мне сказали…
Он осмотрел меня с ног до головы, странно щурясь. Сплюнул, выкинул чинарь и сказал:
— Бумажки свои гони сюда, — посмотрел на них мельком и небрежно сунул их в карман.
— Залезай, — сказал он и открыл дверь кабины. Сам он сел за руль и мы поехали.
Когда мы отъехали, начали собираться тучи. По дороге мы немного разговаривали. Мой попутчик (звали его Махмуд) сидел и странно улыбался, изредка глядя на меня, на мои ноги, нисколько не стесняясь моего взгляда. От него я узнал, что наша рота находится в каких-то полугорах-полухолмах, невдалеке от маленькой деревушки. Основная задача — находится там и ни хрена не делать. Наша часть как бы резервная, вдруг что случится. Кому нужен такой резерв, никто не знает, но все знают, что он нужен позарез нашим советским войскам. Километрах в 5-ти располагаются остальные роты. Там уже обстановка поцивилизованней — оттуда в нашу роту идут водка, сигареты и прочие приятности солдатской службы. Сам Махмуд служит второй год и работает кем-то типа врача, так как никто в эту дыру не едет. Он все равно почти ничего не делает.
По прибытии на само место службы, Махмуд сказал мне, скорее приказал, оставаться в машине — покараулить ее, чтобы никто ничего не стащил из бардачка. К этому времени небо затянуло и пошел дождь. Мухмуд проводил солдат в какое-то помещение и вернулся к машине. Посидел покурил, поматерился на погоду и повел меня в совсем другое здание.
Там сообщил мне, что раз я новенький в этих краях, надо посмотреть на мою медицинскую карту, и на меня собственно. Немного удивленно и недоумевая Мухмуд пролистал мою карту, сказал, что в принципе я пригоден для этого региона и вообще для службы в армии. По сути дела в моей карте он ни хрена не понял. Решил меня к тому же осмотреть. Приказал, именно приказал, раздеться до трусов. Пока я мешкался со своими лохмотьями, он снял с себя куртку и футболку и предстал передо мной с обнаженным торсом. Он был весь в татуировках. Все они были односмыслены: девочки в разных позах, ножи, несколько слов, какие-то кресты и звезды. На одной руке был широкий кожаный браслет с металлическими полосками. Грудь его была накачана и волосата, то есть не шла ни в какое сравнение с моей почти плоской и безволосой грудью. Я не произвольно уставился на него, точнее на его торс. Рассматривая его, я наткнулся на слово «целка» и непроизвольно опустил взгляд и сдвинул колени вместе, действительно было не холодно, но меня прошиб какой-то озноб. Я стоял и водил взглядом по полу где-то с полминуты. Когда поднял взгляд, понял, что Махмуд рассматривает мои бедра. Он посмотрел на меня и спросил, не хочу ли я выпить:
— Можно: — коротко и быстро сказал я, отводя взгляд.
Он вышел в другую комнату. Я постоял, потом сел на кушетку. Мухмуд принес два стакана воды. Я чуть отпил и поставил на стол. Он залпом осушил стакан и сел рядом со мной, взяв резиновый молоточек. Сказал мне положить ногу на ногу и начал постукивать им по коленке. Реакции никакой не было. Мне почему-то стало прохладно и меня бил слабый озноб. Я выпил еще немного воды. Когда ставил стакан, он положил руку мне на бедро и стал его потрясывать и мять.
— Расслабься, не напрягайся, — успокаивал он меня. Опять стукнул. Я уже сам поднял ногу и не опустил ее. Он сказал мне, что у меня что-то не в порядке и как-то осуждающе гладил по спине у лопаток. Отложил молоточек в сторону и второй рукой начал опять якобы массировать мою ногу. Гладил ее нежно, постепенно перебираясь к внутренней стороне. Я сидел в каком-то непонятном оцепенении, боялся пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы заговорить с ним. Когда он обхватил мое бедро чуть ли не снизу, я попытался встать. Но он схватил меня за ногу и сильно прижал ее к кушетке. Я старался вырваться, но только ерзал задницей по сиденью. Махмуд придвинулся к моему уху, и сквозь горячее дыхание я расслышал:
— Боишься? — загадочно прошептал он.
Вдруг меня отпустил, и я в одних трусах рванулся к выходу.
Но впопыхах вбежал я в ту комнату, откуда он вынес воду. Она была уставлена какими-то золотыми украшениями, фигурками, повсюду стояли свечи. У стены стояла большой диван-кровать, уже расправленный или еще не заправленный. Я остановился перед ним. Тяжело дыша, оглянулся и увидел стоящего в проходе Махмуда. Он стоял и опирался на косяк. Улыбался и смотрел на меня как лев на антилопу.
Он подошел ко мне. Я постарался сделать шаг в сторону. Он пихнул меня, и я приземлился попой и спиной на кровать. Он даже не закрыл дверь. Да и я понимал, что весовые категории не равны. Он лег рядом, прижал меня одной рукой за грудь и сказал твердым тоном:
— Хули ты рыпаешься, как целка! Тебя, что с мужиками общаться не учили!?
— Что тебе надо? — пересилив страх медленно сказал я.