Мне показалось, что волосы на моей голове зашевелились. От ужаса.
Нет, не может быть. Это невозможно. Ее папенька затолкает меня в колонию.
Нужно что-то сказать ей, чтобы она не проговорилась, как Лидка.
— Ты это… Используй ванну, если надо, — тихо сказал я. В горле было сухо.
— Уже использовала. Даже марганцовкунашла, — она горько вздохнула.
— Наташ, ты только не говори никому, пусть это будет наша тайна.
— Хороша тайна! Но ты не переживай так, я не Лидка, не буду хвастаться.
— Причем здесь «хвастаться». Просто это дело двоих…
— Двоих. Если не вмешается третий.
— Наташа, я читал, когда девушка в первый раз, то опасности нет.
— Где ты такое читал?
Я помолчал, потому что, действительно, врал. Нигде не читал.
— Ну, ты же видишь, кровь и все такое. Поэтому, — промямлил я, наконец.
— Помолчи! Молись, чтобы пронесло, — она глубоко вздохнула.
Я все еще обнимал ее колени, я стал целовать их, скользнул ладонью вверх по бедру. Почему я не ласкал ее до того как? Я был зол на себя. Ишак!
— Больно было? — спросил я, положив подбородок на ее ногу. Чуть выше колена.
Я смотрел на нее снизу, как верный пес.
Она неопределенно пожала плечом.
— И что, ни капельки не было приятно? — продолжал канючить я.
— Было очень приятно! — сказала она громко и торжественно. Как на собрании.
Я тихо рассмеялся.
— Чего ржешь? Герой-любовник, — она толкнула меня в голову. Ладонью.
— Раз ты шутишь, значит, все не так уж и плохо, — сказал я.
— Да, просто чудесно. Ну, ладно, я не стираться, чай, сюда пришла. Принеси-ка ты мне все мое, то что осталось на стульчике. А сам подожди в номерах.
Я опять засмеялся. У нее хорошее чувство юмора.