Не знаю, почему, но при этом я неожиданно для себя наклонился и впился поцелуем в ее полуоткрытые губы.
Сердце мое стучало где-то тут, на выходе из горла. Еще никогда я так не целовался. Самое чудесное состояло в том, что целовал не только я ее, но и она меня. Раньше я не мог и подумать, что это такая большая разница.
Теперь ничто не могло сдержать мою шаловливую лапу, я смело двинул ее вперед и с диким, непередаваемым восторгом почувствовал под пальцами край ее кружевных трусиков.
Но и это было не все. Мы продолжали целоваться, я двигал ладонь то к ее коленям, то снова вверх до заветного кружева, и я бы вряд ли осмелился на что-то большее (да и что могло быть большее, но, оказывается, могло), как вдруг я ощутил, что ее тесно сжатые ноги немного раздвинулись, совсем чуть- чуть, но этого хватило, чтоб моя ладонь скользнула между ее горячих бедер, и я, не останавливаясь, двинул пальцы вверх и чуть не чокнулся.
Было от чего.
Во-первых, мы продолжали наш беспрерывный поцелуй. Но главное было в другом.
Мои пальцы лежали на ее трусиках. Да, да, именно там. Сквозь тонкую ткань я чувствовал ее небольшой холмик, я осторожно двигал ладонью, стараясь не покидать это свое волшебное завоевание. Я был на седьмом небе. Я любил Марину.
Я боготворил ее.
Неожиданный звук хлесткой пощечины прервал идиллию.
— Ты что, с ума сошел что ли? — Катя врезала Славику крепко, от всей души.
— Ты чего, совсем свихнулась? — бормотал он виновато.
— А ты? — прошипела она.
Большинство парочек вдруг зашевелились, словно их разбудили.
Стали переговариваться.
Мы разжали объятие. Я с великим сожалением убрал руку с девичьего тела.
Тетрадь Наташи
Тетрадь, тетрадь. Что с тобой делать? Зачем я тебя выдумала? Если написать правду, да если кто-нибудь прочтет, вот будет скандал. Исключат из школы, как минимум. Хотя я ничего не украла, не била никого по голове, ни братьев по разуму, ни братьев меньших. Что ж преступного в моих записях? Моя правда, моя откровенность, а, может, они никому и не нужны? Порвать, да выбросить.
А как же договор? Сама всех завела и в кусты. Нет, милочка, тяни свой возок.
Мой возок? Мой возок — длиной метр семьдесят три, весом шестьдесят два.
Черненький. Глазки коричневые, все время слегка увлажненные. Губки пухлые.
Ручки шаловливые. Голосок типа «бу-бу-бу». Умственные способности хорошие.
На той неделе мы с ним занимались фотографией.
Хорошо, что его мама была дома.
Иначе одной девушкой стало бы меньше.
А так фразами типа «закричу» удалось удержать его на дистанции.