1. Остров мёртвых
Лодка скользила по спокойной, тёмно-вишнёвой глади ночного моря, по звёздам, в изобилии рассыпанном на бархате небес, по Млечному Пути. Подгоняемая гребцами-сиренами, она быстро удалялась от Бухты Астарты с её праздничными огнями и шумом, погружаясь в податливую плоть ясной, тихой венерианской ночи. Запрокинув голову, я без труда отыскал в небесной сокровищнице голубую жемчужину-Землю, а следом и Марс, где моего возвращения ждала мама, ведать не ведавшая, в какой передряге оказался её сын по собственной воле.
Да, я ничуть не жалел, что оказался здесь, среди бескрайнего Моря Амфитриты; я не спрашивал, куда мы плывём, целиком доверившись своим похитительницам. На Венере я оказался впервые, по приглашению друга и его матери, державшей на окраине города Акаши гостиницу традиционного типа «Кедровый приют». Сразу по прилёту меня встретили две ласковые, обходительные сирены – те самые, что сейчас уверенно вели лодку в одном им известном направлении; не они, так я бы заблудился сразу же, как только сошёл с трапа. Я плохо понимал их звонкий лепет и немного волновался из-за сплошной новизны, однако быстро успокоился и сам не заметил, как влюбился в высокое изумрудное небо, в тяжёлый, пряный запах венерианской земли, даже в белоснежную форму пилотесс и стюардесс.
Сирены оказались полукровками и, скорее всего, сёстрами: их кожа имела светло-лиловый, а глаза – медово-янтарный цвет, что наводило на мысли о родстве с сумеречными эльфами, живущими на Альфа Цефея. Девушки носили кожаную уздечку, которую я раньше видел только на эльфийских девочках, и массивные ошейники с выгравированным на ишхане именем хозяина. Не смотря на то, что утро не спешило переходить в знойный полдень, стройные, гладкие, без единого волоска тела сирен блестели от пота.
Они решили показать мне город, так что дорога в гостиницу заняла не меньше трёх часов. Из всей этой экскурсии на меня самое сильное впечатление произвели покинутые кварталы – на ломанном греческом одна из сирен объяснила, что горожане уже давно покинули эти дома, устав от набегов русалок и переселившись подальше от моря. Мистическое очарование, коим дышал каждый камень, каждая травинка, неумолимо пробившаяся через мостовую, не отпускало меня до самого вечера, даже когда мы с другом отмечали встречу за стаканом парного женского молока (Ксандр отдавал предпочтение орочьему молоку – оно жирное, сладкое; я же предпочитал смешивать молоко землянок и нимф в пропорциях один к одному). Я снова увиделся с его матерью – в прошлом известной авантюристкой и охотницей за древностями Лорой Крафт, за свои четыреста лет видевшей каждый уголок Империи Зверей и не побывавшей в рабстве, наверное, только у самой Галаксии. Лора оказалась невысокой, стройной женщиной, за годы покорности сыну не утратившей былой гибкости, силы и красоты, но всё это теперь было щедро сдобрено материнской нежностью и кротостью.
Она всю себя отдавала Ксандру, и ночью мне казалось, что я ласкаю собственную мать – так они были похоже в своём самоотречении ради нас. Но и мягкие, тёплые груди, и умелые губы Лоры так и не смогли до конца освободить меня от потусторонней магии заброшенных улиц, и утром я без колебаний отправился туда и несколько часов свободно бродил по безлюдным анфиладам и залам, где жил лишь сухой ветер, приносивший с собой из пустыни запахи неизвестных пряностей. Порой краем глаза я замечал, как мелькала тёмная ткань среди изъеденных временем колонн и слышал её призрачный, зазывной шелест. Я шёл за ним и оказался в одной из комнат, где она безмятежно спала на низкой старомодной лежанке у большого окна без стёкол. Накидка, служившая одеялом, сползла на усыпанный хлопьями старой штукатурки пол, и женщина купалась в лучах щедрого полуденного солнца, ласкавших её мощное тело, пышные груди, мускулистый живот, густые, рыжевато-золотистые волосы в паху. У неё были огненно-рыжие волосы до плеч, округлое, курносое лицо и повязка на левом глазу. Я спокойно смотрел на её пухлые полушария, «источающие млеко и мёд», чьё тепло согревало эти мёртвые стены, колеблясь и не зная, уйти или овладеть беззащитной женственностью. Неожиданно рыжая вздрогнула, провела рукой по животу и поднесла ко рту, прикрывая зевок, потянулась за упавшей накидкой, но замерла, увидев меня. Женщина лежала на боку, прижав руку к бедру, вытянув одну ногу на другой, согнутой в колене, в позе оплодотворённой Матери-Геи. Она вся дышала испуганной надменностью, за которой таились робость и нежность, точно богиня, оказавшаяся в объятиях смертных. Я подошёл, сел в ногах у незнакомки и тихо спросил
— Не меня ли ты ждёшь, курочка?
Рыжая промолчала. Я накрыл её широкую, знакомую с тяжёлой работой ладонь и почувствовал тепло летнего полудня.
— Ты здесь со вчерашнего дня? – настаивал я, и женщина кивнула, кротко глядя на меня единственным светло-зелёным глазом. Я взял её милое, усталое лицо в ладони и прижался к нему губами, стал целовать лоб, веки, щёки, скулы, нежно покусывать губы. Я мягко опрокинул рыжую обратно на спину, лёг сверху и вошёл в её большое, сильное тело, не встречая даже намёка на сопротивление или отказ. Она тихо застонала и обняла меня полными, усыпанными тенями веснушек руками и тёплыми ляжками; я чувствовал, как выступает у неё под мышками горячий пот, пахнущий мускусом, и как стремительно разгорается огонь в женском чреве. Рыжая умело вращала бёдрами, целовала меня, осыпала неразборчивыми нежностями и совала в рот соски. Так прошёл почти весь день, я проводил его, прижимаясь к влажной, горячей женской спине, медленно погружаясь в задний проход слегка напуганной моим напором незнакомки и ощущая приятную тяжесть её грудей в своих ладонях.
…Пригревшись в объятиях похитительницы, я быстро уснул и спал до раннего утра, пока не разбудил громкий плеск. Сирены гребли всю ночь и теперь, когда белесая дымка вокруг расступалась перед нарождающимся днём, они отложили вёсла, искупались в холодной воде и приступили к завтраку, поделившись со мной кусками лепёшки и венерианской дыни. Я разделил нехитрую трапезу с рыжей, после чего девушки-гребцы снова взялись за вёсла, и вскоре одна из них радостно закричала: впереди показались чёрные в блеклом свете раннего утра очертания суши.
— Огигия, — прошептала женщина, прижавшись к моей спине, — остров мёртвых…
Вблизи он мало походил на картину Бёклина – обычный кусок плодородной земли, коих в изобилии в океанах Венеры, Земли и Марса, захваченный буйной зеленью и птичьими голосами. Несмотря на название, это был остров жизни.
— Добро пожаловать, господин, — ласково улыбнулась темноволосая эльфийка, встретившая нас на пляже небольшой бухты, куда сирены направили лодку. – Моё имя Уруа, с этого момента я нахожусь в полной вашей власти. Таково желание Хозяйки.
Молодая женщина была полностью обнажена, ничто не мешало любоваться её высокими, округлыми грудями, увенчанными тёмно-вишнёвыми сосками, впалым, мускулистым животом, мраморными бёдрами и аккуратно подстриженным треугольником тёмных волос, к которому так и хотелось прижаться губами. Чёрные волосы блестящими струями спадали на широкие плечи и спину Уруи, обрамляли узкое аристократическое лицо.
Следуя древнему обычаю, островитянка опустилась на колени, взяла мой дремлющий член своими прохладными, тонкими, сильными пальцами и бережно поднесла ко рту. Сначала робко, но постепенно всё более уверенно, демонстрируя большой опыт в таких ласках, она сосала мой пенис, томно вздыхая и причмокивая, и не спускала с меня глаз, точно желала убедиться, что всё делает правильно. Эльфийка помогала себе руками, поглаживала мои грудь, живот, бёдра, ягодицы, поиграла с анусом; я в ответ ласкал её мягкие, округлые плечи, благодарно гладил волосы и пощипывал кончики острых ушей. Уруа играла с членом, покусывала, лизала, то втягивала его целиком, прижимаясь губами к животу, то упирала в щёку. Сирен уже и след простыл: они вытащили лодку на берег и убежали в лес, но рыжая осталась заботливо поддерживать меня за плечи. Если бы не она, я обязательно упал бы на песок, когда по телу прокатилась волна сладостной боли и сперма брызнула в жадно раскрытый рот эльфийки. Тяжело дыша, я навис над девушкой, ощущая рукой влекущую мягкость женской груди и дожидаясь, когда меня отпустят последние позывы семяизвержения. Уруа выпила мой дар, ловко почистила обмякший член язычком и поднялась, стряхивая прилипшие к коже песчинки.
— Пожалуйста, следуйте за мной, — пригласила она, — Хозяйка будет счастлива узнать о вашем прибытии.
Дорога заняла около часа, прежде чем эльфийка привела нас в сердце острова – комплекс строений из мрамора, соединённых просторными ухоженными садами, сводчатыми галереями, открытыми террасами и аллеями с выставленными статуями, воплотившими в себе весь цвет античности. Особенно меня поразила одна, изображавшая безымянную богиню, подавшуюся вперёд и прижимавшую край одежды к животу. Не стыдливость изобразил скульптор, но трепет живого тела, и мне пришлось прикоснуться к выточенному из молочного мрамора колену, чтобы убедиться, что это всего лишь безжизненный камень. Не помогло. Воистину, жизнь здесь была повсюду, а не только в лесу, залитому изумрудным утренним светом, и на небольших полянках, где паслись голые эльфийки, нимфы, дриады, тияны и оркессы.
— Здесь живут одни женщины? – спросил я.
— Нет, — ответила Уруа, — просто у мальчиков сейчас занятия.
— Мальчиков?
Девушка загадочно улыбнулась.
— Хозяйка любит лакомиться мальчишеским соком. Да вы сами скоро убедитесь!
Оставив за спиной венерианское утро, мы оказались в прохладных, полутёмных переходах, где свет шёл от небольших красных шаров на гранитных постаментах, и по воздуху плыл знакомый, волнующий кровь аромат плоти. Мы часто шли мимо отгороженных кусками ткани комнат, из которых доносились характерные шлепки по обнажённому телу, женские стоны и крики, плеск воды, свист плетей и звуки ударов; в алой полумгле угадывались очертания тел, исполненных покорности, тел, сливающихся в древнем танце любви.
Наконец, Уруа привела нас в небольшую, уютно обставленную, чисто убраную комнату.
— Здесь живу я, — застенчиво призналась девушка, — но если вам не нравится, я подыщу другую…
— Я с радостью останусь здесь, — заверил я её, — а когда можно будет увидеться с вашей Хозяйкой?
— Когда она пожелает, — был ответ. – И не раньше, чем вы откроете остальные подарки!
— Подарки? – недоумение на моём лице, похоже, было очень забавным, потому что эльфийка прыснула. – Ой, простите! Хозяйка просто хотела извиниться за то, что выкрала вас и доставила такие неудобства прошлой ночью… К тому же у каждого мальчика здесь есть собственные рабыни. Таков закон.
— И где же эти «подарки»? – тяжело вздохнул я. Просияв, Уруа бросилась за незамеченную ранее дверь, откуда послышался звон цепей. Через секунду она вывела выводок голых женщин… и я ясно ощутил, как уходит из-под ног пол, потому что увидел среди них Андромеду, свою старшую сестру. На её лице отразилась целая буря чувств, охватившая меня. Я не мог понять, что сестра здесь делает, когда она должна быть с гуманитарной миссией на Мю Кассиопеи. Андромеда не могла мне этого сказать, потому что у неё, как и у остальных «подарков», во рту торчал кляп.
— Открывайте! – радостно предложила эльфийка, заставив рабынь встать на колени.
Они носили массивные ошейники, как две капли воды, похожие на те, что красовались на сиренах. «Интересно, — подумал я, — они тоже собственность какого-то мальчишки?»
Подойдя к сестре, я вытащил липкий от слюны кляп из её рта.
— М-меня зовут… Андромеда, — запнувшись, торопливо сказала она, — и с этого момента я – ваша собственность.
Я поцеловал её. Молодая женщина поспешно ответила на мой поцелуй, рванулась, чтобы обнять меня, но её руки были крепко связаны за спиной. А я спокойно отстранился от сестры и подошёл к следующему «подарку» – рослой, беловолосой землянке с мощным телом воительницы, большими, чуть обвислыми грудями, широченными бёдрами и треугольником густых, мягких волос в низу мускулистого живота. Я прижал к нему руку и ощутил трепет живой плоти.
— Меня зовут Хильд, — представилась рабыня, — я принадлежу вам.
Следующей шла дриада, чьё ладное, стройное тело и густая грива, заплетённая во множество кос, имели цвет юной листвы. Она была единственной, чью кожу покрывали рубцы, остающиеся после танца плетей. Когда я вытащил кляп, рабыня быстро прижалась губами к моим пальцам, робко взглянула на меня снизу вверх своими огромными сияющими глазищами и пролепетала:
— Меня зовут Селания, я буду хорошей девочкой…
За ней следовала тияна, телосложением похожая на Хильд: та же мощь соблазнительного тела, пышные груди и ягодицы (таинственная Хозяйка неплохо знала мои пристрастия), но её бархатистая кожа имела тёмно-синий оттенок, а из серебристых волос выступали длинные, весьма отдалённо напоминающие эльфийские уши. Персиковый румянец проступил на гладких женских щёках, когда я взял груди тияны в руки и немного помял, наслаждаясь их податливой тяжестью.
— Моё… меня зовут Беллатрикс! Но если… если так угодно господину, с радостью приму любое другое имя…
Потом была ещё одна эльфийка – она показалась мне самой старшей. Роскошные золотистые волосы, немедленно напомнившие о маме, были завязаны в пышный хвост, открывая большое, красивое лицо с глазами цвета моря, маленьким, аккуратным носиком и пухлыми лепестками губ. Высокая, тугая грудь так и просилась в руки, но лобок был бесстыдно выбрит, оставили лишь никудышную полоску пшеничной шёрстки.
— Меня зовут Фариэль, — тепло улыбнулась эльфийка, — ваше слово для меня – закон.