Когда мы подошли к внешнему кругу, Гонтия изрекла очередное гортанное заклинание, а с набалдашника ее посоха устремилось вверх голубое сияние. Оно растеклось по сторонам, окружив всех мерцающим и переливающимся куполом. Тотчас все женщины, кроме обладательниц мантий, опустились ниц, вытянув в направлении алтаря свои руки, чуть изогнув спины и соблазнительно приподняв свои голые попки. Но одна осталась стоять. На вид ей было лет 60, и вид ее полного, морщинистого и неухоженного обнаженного тела заставил меня поморщиться.
— Цирцея. Это у нее сегодня посвящение, — успела шепнуть мне одна из близняшек, прежде чем девушки оставили меня, подошли к жертве, за руки подвели ее к алтарю и уложили на спину.
— Прими свое истинное обличье, сестра!, — громко приказала Гонтия.
Я уже привык к метаморфозам и предвкушал, как Цирцея сейчас превратится в прекрасную молодую девушку, но действительность сильно разошлась с моими ожиданиями. Когда я оказался у алтаря, передо мной лежала совсем почти девочка, едва оформившаяся, с угловатой несуразной фигуркой и маленькими остроконечными грудками. На ее по-детски припухлых половых губках только начала пробиваться жидкая растительность. И только ее глаза, мудрые, бездонные, выдавали истинный возраст ведьмы. Во мне начали бороться противоречивые чувства. Но мой член, следуя самым низменным порывам души, начал предательски быстро подниматься.
— Но она же еще ребенок!, — с сомнением обратился я к Гонии.
— Она была ребенком в 14-м веке. Что тебя смущает?
— Но… я же ей там порву все.
— Она будет рада принять боль. Чем больше боль — тем больше будет ее сила.
Цирция согнула в коленях широко раздвинутые ноги и выжидательно посмотрела на меня. Я внутренне содрогнулся от ее тяжелого взгляда. Кто-то легко подтолкнул меня к ней. Подойдя вплотную, я ухватился за костлявые коленки ведьмы и приставил свой толстенный по отношению к вагине Цирции инструмент к ее чуть раскрытой раковине. Я подался тазом вперед. Головка, с трудом раздвигая плоть, оказалась внутри, но дальше она не шла, натолкнувшись на естественное препятствие. «Девочка» вскрикнула, но и я испытал довольно сильную боль.
— У нее там совсем сухо, — обратился я к Гонтии, но никакого сочувствия или предложения в ответ не услышал.
— Но я не могу так! Пусть уже лучше она будет такой, как до превраще…
Внезапно неведомая непреодолимая сила толкнула меня вперед, преграда разрушилась, и я вошел в Цирцию на почти на всю глубину. Раздался душераздирающий вопль ведьмы, но он тут же потонул в восторженных криках собравшихся на поляне ведьм. Шум не утихал, так как крики радости быстро сменились самыми разнообразными высказываниями в мой адрес.
— Да-а! Еби ее! Трахай ее хорошенько!! Разорви ее манду!!!
Постепенно общий гомон принял организованность, и вот уже над поляной разлился синхронный речитатив десяток глоток: «Е-би! Е-би! Е-би!». Непроизвольно я вошел в ритм этих выкриков, размеренно загоняя свой кол в нереально узкую дырочку Цирции. Но стоило мне ощутить приближение оргазма, как та же сила, что и до этого, отбросила меня на метр назад. Я замер, с тревогой глядя на истерзанное мною лоно ведьмочки. Ее губы вывернулись наружу, открыв сильно покрасневшее отверстие, откуда начала стекать по промежности алая струйка. Крови было необычно много, но она исчезала, едва достигнув каменной поверхности алтаря, куда каждая упавшая капля без следа впитывалсь, как в губку.
Невесть откуда, позади меня появилась грубая табуретка, на которую я сел, направляемый Уной и Ирис. Тотчас все голые ведьмы разорвали круг и сгрудились в кучу в 15 метрах передо мной. Жадными глазами они смотрели на мой перепачканный кровью член и словно чего-то ждали. Как выяснилось позже — ждали команды. Гонтия громко прокричала что-то вроде «Ханнала!», и вся толпа сорвалась с места. Они все ломанулись ко мне, мгновенно образовав настоящую свалку, жестоко толкаясь локтями, пинаясь ногами, царапаясь, кусаясь, оттаскивая друг дружку за волосы и хватая вырвавшихся вперед за что придется. Их лица, перекошенные азартной яростью, мигом потеряли свою привлекательность, превратившись в безобразные маски озлобленных фурий. Но вот одной из них все же удалось вырваться из кучи-малы. При этом она жестко лягнула ногой одну пытавшуюся ее схватить подругу, разбив той лицо в кровь. Подскочив ко мне, победительница тут же плюхнулась на колени и, издав торжествующий крик, буквально заглотила мой член ртом до самого основания. Борьба позади нее тут же прекратилась. Неудачницы снова стали белыми и пушистыми. Они даже помогали своим коллегам по несчастью подняться и, при помощи заклинаний, привести себя в порядок.
— Что это было?, — спросил я Уну.
— Жертвенная кровь дает силы не только посвященной. Теперь Армина, — она кивнула на азартно делавшую мне миньет ведьму, — может войти в круг избранных.
Победительница знала свое дело не хуже, и даже лучше моих близняшек. Я с удовольствием наслаждался ее искусством и очень скоро начал извергать в ее горло потоки накопившейся за этот невероятный вечер спермы. Я забился в столь сладостных судорогах, что в моих глазах потемнело. Но даже несмотря на то, что мой взор был затуманен, я отметил, что заполнившие поляну ведьмы стали одна за другой беззвучно исчезать. Потом пропали близняшки и Цирция, а через несколько секунд дематериализовалась и Армина. Последними растворились ведьмы в мантиях. Все кроме Гонтии. Она подошла и положила руку мне на голову.
— Ты хорошо справился и получишь то, что я обещала. А теперь нам пора возвращаться.
Хлоп! И я снова в закопченной избе. Моя жена мирно спит на латанном-перелатанном одеяле, а передо мной — седая сгорбленная старуха. В руках она держала 2 стеклянных пузырька, наполненных желтой и бесцветной жидкостью.
— Вот, милок. Возьми-ка.
Я взял пузырьки и уставился на них.
— Желтое зелье дашь супружнице своей испить сначала. И сразу опосля полюби ее во все ее дырки греховные. Но не тяни, как зелье дашь — сразу к делу приступай. Сопротивляться будет зозноба твоя, коли затянешь. И излейся в лоно ее! Бить ее начнет — не пужайся. Это бес выходит. Не выходи из нее, когда ее затрусит. Крепко держись! Он в тебя и перескочит, окаянный. Оставь ее потом, жинку свою — пущай почивает. А сам, коды силенок опять наберешься, белой водицы выпей и порукоблудствуй. И семя свое на вещь любую излей. И смотри, шоб ни капельки не потерять! И вещь эту сожги потом. Избавишься так от беса на веки вечные! Понял все?
— Понял, Гонтия. Спасибо. Но вопрос у меня…
— Ведаю ентот вопрос твой. Вреда тебе бес не причинит: бабский он. Но искушать тебя будет. Ибо через него ты силу приобретешь черную: в любой молодке, какой в очи ее посмотришь, похоть к себе пробудишь неодолимую.