Кормят нас один раз в день, когда мы останавливаемся на ночевку. Нам раздают по большому куску хлеба, обильно посыпанному солью и кидают на всех по большому кожаному бурдюку воды.. Охранники следят, чтобы воды попили все — хозяин заботится, чтобы все рабы дошли живыми.
Мы не знаем, куда нас гонят и что с нами собираются делать. С нами можно сделать всё, что угодно, мы — рабы. Из нас могут сделать даже рабынь, такое здесь случается тоже часто. Поскольку над всем властвуют женщины, то среди мужчин очень развит гомосексуализм- женщина имеет право отказать в сексе мужчине, а раб — нет. И если раб привлекателен, то ему будет уготована именно такая участь. Но те, кто становится не рабом для наслаждений, завидуют им. Потому что на других работах гораздо тяжелее.
Когда наш караван проходит через какое-нибудь селение… Почти никто не обращает на нас внимания. Только дети стоят кучками у края дороги, кидают в нас грязью, что-то кричат ( я еще не знаю многих слов). Это обычное дело. Ну, рабы и рабы, ну, гонят и гонят…
«Я бы хотел стать рабом для наслаждений, — горячо шепчет мне на ухо мой темнокожий сосед вечерами, — рабов для наслаждений кормят хорошо, и работать не надо, подмахивай только умело. А ты бы хотел быть рабом у мужчины или у женщины?»
Здесь всё бывает по разному. Можно стать рабом у женщины, чтобы твоя хозяйка относилась к тебе как к мужчине. Но хозяйка может решить, что ты не раб, а рабыня. И точно так же может поступать хозяин — мужчина. Это их право. А мы — рабы.
Ошейник тяжелый, мы идем по пыльной дороге, я тащу на плече мешок моего хозяина… Что я могу сделать? Сбежать? Куда?
…Ночью я лежу на спине и мастурбирую свой член. Мой темнокожий сосед делает то же самое, но я стараюсь делать это тихо, а он громко вздыхает и постанывает. Вообще, все рабы нашего каравана делают это… И в ночной тишине слышны сопение, стоны и вздохи… А от костра наших охранников раздаются стоны тех, кого трахают наши хозяева. Каждый вечер они отбирают себе тех, кто будет услаждать их сегодня. Меня еще не выбирали ни разу. Моего соседа — тоже. Он по этому поводу расстраивается, а я — нет. Мой зад только-только забыл боль от того, как меня оттрахали в Барвизе…
При воспоминании о том, как меня трахали, как скотски со мной обошлись, я кончаю и капельки спермы капают мне на живот. Мой сосед, уже весь вне себя от возбуждения придвигается ко мне ближе, его член оказывается возле самой моей щеки, он продолжает дрочить и струйка спермы ударяет мне в лицо.. Я отворачиваюсь, но молчу… Пусть себе насладится… В конце концов, он тоже раб.
ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ НОМЕР НА АУКЦИОНЕ РАБОВ
На пятый день мы добрались до цели нашего путешествия — до города Хевроши. Нас прогнали через Рабские ворота, где скучающие стражники лениво обменивались замечаниями в наш адрес. На окраине города мы, наконец, избавились от тюков, которые тащили и три крепких обнаженных чернокожих раба принялись затаскивать тюки на склад. А нашу колонну прогнали чуть дальше. Мы остановились перед небольшим каменным сараем. Там владельца нашего каравана встречали двое — худощавый, лысый мужчина, одетый в красную хламиду, и еще один — высокий, стройный раб… в коротком женском платье черного цвета, в туфлях на высоких каблуках . Он был завит, накрашен, напомажен и… держал в руках плетку-семихвостку. Это был именно раб, шею его охватывал кожаный ошейник, а вдоль обнаженного бедра левой ноги — до самой щиколотки вилась причудливая синяя татуировка… Это был раб, потому что между ног его отчетливо дыбился член… Но у него была и пышная грудь… Настоящая женская грудь…
Нам приказали остановиться. Затем нас освободили от цепи. Потом по одному нас стали освобождать от ошейников. Лысый делал запись в своем свитке, а раб кисточкой рисовал на левой лопатке номер и хлыстом загонял в сарай. Я не знал местных цифр , но от нечего делать начал считать. Получилось, что я — номер двадцать шестой. Хлыст ожег мою попу и я торопливо забежал в сарай. Скоро за нами захлопнулась дверь, загремели засовы и мы остались внутри.
Было темно и тесно, можно было с трудом сесть на пол, скрестив ноги. Но лучше было стоять. Прямо передо мной стояла та самая рабыня с розой на ягодице.
Внезапно я почувствовал, что тот раб, который пробовал меня оттрахать на привале, прижимается ко мне сзади и пытается раздвинуть мои ягодицы. Я попытался его отпихнуть, но он сжал мои ягодицы с такой силой, что я вскрикнул. «Стой тихо, Двадцать Шестой, здесь нет охранников, чтобы тебя защитить, — заговорил он, — я тебе кости переломаю». Он толкнул меня вперед так, что я прижался передом к рабыне… И вдруг она изогнулась так и вставила мой член в себя… В тот же момент раб, стоявший сзади, воткнул в меня член. Я застонал, дернулся и получилось так, что и мой член начал двигаться в рабыне. Получилось так, что раб трахал меня, а я трахал рабыню… И всё это происходило посреди сарая, полного голых рабов… Вдруг тот, кто трахал меня тоже дернулся и застонал от боли. Я понял, что кто-то начал трахать его самого.
Это был какой-то страшный сон — сарай, в котором стояли рабы и рабыни и трахались друг с другом, цепочкой. Время от времени цепочки рассыпались — когда кто-то кончал. Так, когда я кончил, рабыня оторвалась от меня, но её тут же развернул спиной к себе раб, стоявший перед ней, и некоторое время мы упирались грудью друг в друга и смотрели друг другу в глаза, а нас трахали лицом друг к другу.
Я не помню точно, сколько времени это продолжалось. Мой зад побывал во власти трех или четырех рабов, при этом один раз я тоже трахнул какого-то раба… Но постепенно всё успокоилось. Усталость брала свое. Ноги подкашивались, глаза закрывались… Мы заснули вповалку, прислонившись друг к другу, навалившись друг на друга… Это уже никого не волновало.
Утром раскрылась дверь и всё тот же раб в платье принялся нас будить криками, пинками и ударами хлыста. Морщась от утреннего света мы торопливо выбрались на улицу.
«Вы, животные, здесь ваш завтрак, — сказал раб, указывая хлыстом на длинное деревянное корыто, стоявшее возле сарая, — жрите быстрее». «А что потом?» — спросил мой темнокожий спутник и тут же получил хлыстом. «Ты, тварь, всегда должен прибавлять — Госпожа, когда обращаешься ко мне! — рявкнул раб. — Потом вас, скотов помоют и поведут на аукцион. Моему хозяину не нужно тратить денег на вашу кормежку и обучение. Всё понятно? Жрите, животные! И быстрей, быстрей! Кто не успеет, останется голодным!»
Рабы кинулись к корыту. «А ты что встал, Двадцать Шестой? — толкнула меня под руку та самая рабыня с розочкой, — слышал, что сказали?» И, махнув на меня рукой, она тоже побежала к корыту. Я побежал за ней… Голые рабы и рабыни, стоя на коленях лакали мутную кашицу — вода с перемешанными там кусками хлеба, отрубей и еще чего-то… Такую еду я готовил свиньям в гостинице Баруса… В желудке засосало и я, опустившись на колени, присоединился к рабам… После голодного дня и голодной ночи даже эта отвратительная еда показалась.. ну, не вкусной, но вполне приемлимой… За нашими спинами топтались те, кому места у корыта не хватило…. Через четыре глотка меня вдруг затошнило… От этого пойла, от шумного чавканья рабов, от запаха немытых тел… Меня оттолкнули, моё место заняла пышногрудая и толстозадая рабыня. Я отполз в сторону, засунул два пальца в рот и меня вырвало. Я растянулся на земле ничком, мне стало немножко легче. «Всё!!! Хватит! Строится, свиньи!» — раздался крик раба и, раздавая удары хлыста направо и налево, он принялся разгонять рабов от корыта. «Строится по двое!» Пинками и ударами хлыста он построил нас в колонну и погнал за угол сарая. Там нас выстроили в один ряд и два голых раба принялись поливать нас водой из шлангов. Сперва вода казалась холодной, но через некоторое наши тела привыкли…. И это было очень приятно: помыться впервые за такое время. Смыть с себя грязь, сперму, мочу. Такие же ощущения, наверное, испытывали все рабы, все плескались и радовались… «Мойся, раб!- та рабыня с розочкой на заднице плеснула в меня пригоршней воды. — Мойся, раб должен часто подмываться!»
Снова пинками, бранью и хлыстом нас заставили построиться в колонну по двое и погнали… Шли мы недолго, какими-то переулками мимо каменных домов, нас завели в просторное помещение. И оставили. Тонкая перегородка отделяла нас от какого-то зала, где шумели люди и играла музыка…
Это была аукционная зала. Здесь оптовые торговцы рабами продают только что пригнанный товар. Здесь самое главное — показать телосложение раба и постараться его продать побыстрее. Обычными покупателями на таких аукционах являютя мелкооптовые перекупщики, которые отбирают себе рабов по вкусу, а потом уже занимаются их обучением, подготовкой и перепродают намного дороже. В розницу. В работорговле — строгое разделение труда… Хотя на таких аукционах иногда покупают и по одному рабу или рабыне… Какие-нибудь небогатые горожане, старые сластолюбцы или ремесленники, которые ищут помощника в работе и постоянную куклу для развлечений после работы. В хороший дом отсюда не попасть — необученные рабы знатным господам не нужны. А вот в плохой дом попасть можно. Цены здесь ниже.
«Как же так можно? — шепотом возмущался мой темнокожий спутник (теперь я мог называть его Двадцать Пятый) — Продавать необученных рабов? Ведь из меня можно сделать такого замечательного раба для наслаждений и получить за меня огромный доход!» «Молчи, дурак, — оборвала его Двадцать Четвертая — та рабыня с розочкой на ягодице — ты раб и не тебе решать… Я была такой чудесной рабыней для наслаждений, но надоела хозяину и он продал меня за три сольдо».
За стеной шумел зал. Хозяин выводил нас по десятку… Мы стояли и ждали своей очереди. Зал шумел, свистел и хохотал… «Пошли!» — махнул рукой раб, которого мы должны были звать Госпожа.. Гуськом мы вышли на сцену, ярко освещенную сцену, морщась от света, направленного на нас. Кто сидит в зале, нам не было видно.. Зато нас было видно отчетливо со всех сторон. «Продается группа — семь рабов и три рабыни» — отчетливо произнес Госпожа.
Подчиняясь командам, мы поворачивались спиной к залу, боком, опускались на четвереньки и делали на четвереньках круг по сцене.
«Я хочу купить вот этого, Двадцать седьмого, — вдруг отчетливо раздался трескучий голос. — Мне нужен пастушок». Двадцать седьмой — это мой темнокожий спутник. Я скосил на него глаза. Видно было, что он сразу же приуныл. Ведь он мечтал быть рабом для наслаждений, а ему предстояло стать козопасом… Н-да, и трахать его будут грязные пастухи, такие же рабы, как он…
Его продали. За четыре сольдо. Пышнотелую Двадцать восьмую купила какая-то женщина за пять сольдо. А нас, оставшихся шесть рабов и двух рабынь купил бордель. Госпожа так и произнес: «Проданы за двадцать сольдо борделю «Райские кущи»…