Вика тут же приказала «вещи» прибраться в комнате. Но сначала Евгений должен был вымыть в ванной хозяйку и вымыться в особом тазике сам. Сам банный ритуал происходил без его участия; он просто должен был наблюдать, изнывая от возбуждения, как Вика намыливает свои сокровища, как раздвигаются ее ягодицы, как свободно гуляет в письке палец и как гладит клитор нежная ручка. Поскольку Евгений еще раз прикоснулся к своему пенису, сразу же после ванны руки его были стянуты за спиной: «Теперь и есть так будешь!» Действительно, ужин был подан в тарелке, из которой он должен был ртом выбирать макароны с мясом, что сильно позабавило пришедших Лену и Юлю. Рассказ Вики их очень заинтересовал, и они шумно пожалели, что не смогут и себе устроить такого же развлечения. Зато устроили другое: помочились Евгению прямо в рот, проследив, чтобы не пролилось ни капли. Затем две девушки улеглись на свое ложе и принялись исступленно ласкать друг друга. Евгений должен был вылизывать им ступни, а в это время Вика изо всех сил охаживала его задницу ремнем.
Наутро ягодицы посинели, и Вика сделала «вещи» прохладный и мягкий компресс.
— Нельзя портить дорогие и функциональные устройства! — объяснила она удивленным подругам. Вика освободила Евгения от большинства хозяйственных работ, но не вынула кляп. Она долго сидела на табуретке рядом с батареей, иногда поглаживая лежавшую на полу «вещь» пальцами ног и всячески выражая свою привязанность — пусть даже к предмету обстановки. Однако вечером наполнила калом белый горшок и, сорвав пластырь, заставила Евгения съесть непривычно много.
— Нельзя забывать, что ты прежде всего вещь, а все, что с тобой происходит, основано на чужой воле! Ты должен — по моему желанию. Других объяснений нет, так что глотай! — И Евгений, давясь, откусывал и глотал темно-коричневую массу. Лена и Юля не смеялись над ним сейчас; они понимали, что происходит нечто серьезное, пусть и не задумывались над определением этого.
А Евгений, лежа во тьме ночи и страдая от тошноты, задумывался. Не страх разоблачения, не только и не столько воля Иры удерживала в его в путах, мешала разорвать веревку, оттолкнуть хозяек и уйти прочь. Нет, может быть, где-то рядом действительно его место. И, слепо подчиняясь здесь и сейчас, отдавая себя на чужую волю, он делает первый шаг по дороге из желтого кирпича, которая приведет к чему-то настоящему, к месту, где раскроются все его скрытые потенции. А пока он, сжимая и разжимая мышцы ног, пытался ослабить напряжение полового органа.
Наутро Вика подошла к нему, натянула перчатки и начала обеими руками нежно ласкать член. После третьего оргазма она заставила его слизнуть всю сперму с перчаток, пола и коврика.
— Вещь не должна привыкать к ласке, но и ласка тоже возможна, — сказала темноволосая хозяйка. — Из тебя вышла неплохая вещь, хотя выйдет и кое-что получше. А пока попей.
Она справила малую нужду и пододвинула к нему горшочек.
До вечера Евгений занимался уборкой, стиркой, готовкой, даже почитал Юле вслух ее любимые сонеты Шекспира. А вечером, когда Вика ушла по делам, Лена отстегнула поводок от батареи и сорвала все веревки. Юля достала из шкафа одежду Евгения и протянула ему:
— Фотографии в кармане пиджака. Сюда больше не приходи; послезавтра корпус заселяют. Нам лучше не видеться впредь. Живей одевайся и уходи!
Он, еще не понимая до конца смысла этого, натянул полузабытую одежду; ошейник оставался на нем.
— Не вздумай снимать, покаИра не разрешит. На нем ее клеймо, — заметила Юля. — Это знак пройденной тобой выучки, чтобы не пришлось ее повторять.
Поддерживая Евгения с обеих сторон, девушки довели его до проходной, вытолкнули на улицу и захлопнули дверь. Он прислонился к стене и некоторое время стоял неподвижно, только вдыхая воздух не очень-то нужной свободы… Надо было идти куда-то и что-то делать — ради себя самого, не отдавая и не отдаваясь. Только ошейник был символом пережитого, символом потребности отдаваться, которая могла еще не раз потребоваться…
История третья
МАДАМ ПОЛИНА
Евгений вернулся домой, вновь занялся привычными делами, не испытывая от них ни малейшего удовольствия. Он понимал, что открытия еще не завершились, что самого себя он еще не знает и не понимает. И ждал дальнейших указаний от Иры. Девушка позвонила на следующее утро после его освобождения, задала несколько незначащих вопросов, поинтересовалась, здоров ли он. Утвердительный ответ ее явно обрадовал:
— Не спрашиваю, понравилось ли тебе, поскольку нравиться или не нравиться это не может. Здесь другие критерии. Но ты чувствуешь, ради чего все было сделано? Насколько это связано с нашими беседами?
— Вроде бы понимаю. Хотя я хотел узнать…
— Вопросы задавать рано. Нужно продолжать. Я хочу понять, насколько далеко заходит твоя смелость и способен ли ты на что-то большее. Ты многое обещаешь в будущем, но не все обещания сбываются.
— Насколько глубоко нужно погрузиться, чтобы по-настоящему обрести смысл, чтобы повиновение не было только игрой? Я понимаю, что доставлять удовольствие другим — это нечто важное, но что именно получаю Я?
— Ты еще не готов… — Ира умолкла. — Кстати, ошейник на тебе?
— Да, конечно, раз это входит…
— По возможности не снимай его. Я позвоню…
После этого Ира на некоторое время исчезла с его горизонта. Потом Евгений встретил ее как бы случайно — в кафе. Разговорились все о том же: о любви и о жизни.
— Мне кажется, что все физическое не так уж важно, — откомментировал свои впечатления Евгений. — Может, как дополнительный стимулятор, не более. Разве порка может заменить психологическую сторону — обе стороны снимают стресс. Вещь отдает себя и несет бремя, но еще большее бремя ответственности несет хозяйка. Но к чему же все это может привести?
— Меня не спрашивай. Послезавтра поздно вечером приходи ко мне. Оденься поприличнее; не забудь об ошейнике.