СМУЩАЯ НЕБЕСА – 2 (продолжение)
Повесть
Посвящается Мигелю Анхелю Хоппе
Голова Гио лежала на коленях Малика. Ветер бесновался в вихрастых кронах лиственниц, вызолоченных лучами яркого послеполуденного солнца. Сердца обоих юношей бились в синхронном ритме, умиротворенные чистым безлюдным пейзажем. Горьковатый запах речной воды наполнял их грудь, усмиряя бег молодой крови, а рокот смещающихся в бурном потоке камней почти убаюкивал сознание. Для них не существовало иных людей – ни мужчин, ни женщин. В эти минуты прежний суетный мир казался им чем-то чужеродным, грубым и фальшивым, возвращаться в который казалось совершенно немыслимым.
Малик разглядывал клочковатые облака, проплывающие в чайных глазах друга. Когда тот опускал ресницы, небо переставало быть. Гио улыбался, глядя, как хмурятся красивые брови приятеля:
— Думаешь, я не знаю, что у тебя на уме?
Малик встряхивался и отводил взгляд. Его привычка мало разговаривать завораживала общительного Гио. Малик говорил только по существу, не делая отступлений от темы беседы и не вдаваясь в лишние подробности. Сегодня он был особенно молчалив. Даже грустен.
— Что же у меня на уме? – нехотя отозвался он, сбивая ногтем со лба Гио крошечную божью коровку.
— Ты размышляешь, поцеловать меня сейчас или всё же дождаться, пока мудрый Господь наставит тебя на путь истинный!
Малик накрыл ухмыляющуюся от уха до уха физиономию друга своей широкой ладонью, слегка сдавив изящно выточенные скулы, покрытые золотисто-смуглой кожицей. Нежность, затопившая его зрачки, о многом сказала Гио; перевернувшись на живот, он уперся подбородком в пах Малика и воззрился на него снизу вверх, как нашкодившая собачонка:
— Иногда ты трогаешь меня, как девочку.
Малик знал, что в искусстве вставлять шпильки ему этого острослова не обойти. Поэтому он лишь улыбнулся краем губ, вышарил в траве жухлый стебелек и отправил его в рот.
— Эй! – Гио резко встал на колени, так, чтобы его лицо оказалось вровень с лицом приятеля. – Может, ответишь? Я вправду кажусь тебе девчонкой?
Малик отечески потрепал его по всклокоченной темной голове:
— Ну, самую малость.
На лицо Гио нельзя было смотреть без смеха. Будто укушенный, вскочил он с земли. Малик убедился, что и его слова могут целить метко.
— Значит, ты не отрицаешь этого?! – голос друга звенел от возмущения. – Может, объяснишь?
— Я попытаюсь, — Малик с трудом подавлял улыбку. – Иногда мне кажется, что ты и сам не против этого. По крайней мере, от тебя поступают такие сигналы. Понимаешь, особенные импульсы…
— Правда? – Гио замер напротив него, занеся ногу для пинка. – Ты считаешь, я жеманный?
— Вовсе нет! – Малика передернуло. – Будь ты кривлякой, я бы и минуты рядом с тобой не продержался.
— Тогда я не понимаю…
— Все просто, Гио. Во – первых, я сильнее. Больше. Ты помнишь, как я взобрался на горку с тобой на плечах? Во – вторых, у тебя такая внешность, что с тобой нельзя грубо…
— Какая такая внешность? – Гио от любопытства так и завис с поднятой голенью.
Малик искал нужное слово. Сказать «красивая» его «мужской» язык отказывался. Именно в это мгновение упомянутый им женственный флюид, то самое ненарочное обаяние, присущее деликатным юношам до двадцати лет, исходил от Гио с очевидной интенсивностью. Объяснить это явление словами было тем трудней, что никакой физической подоплеки под собой оно не имело. Никому бы и в голову не пришло сказать, что Гио не достает мужественности. Теперь Малик должен был разъяснить это другу, но так, чтобы не задеть его самолюбия. Они оба уже не шутили. Малик чувствовал, как мутная волна нежности, насыщенная илом физического желания, затрепыхалась у корневища его мужской сути.
Их тела еще не познали друг друга. Не обращая внимания на прозрачные намеки друга, Малик всячески избегал выходить на финишную линию.