То, что произошло вслед за этим, заняло две, от силы три минуты. Истаивающая в сладком дурмане Габби вдруг вздрогнула от громкого пьяного голоса:
— Оооо, какие нежности! Девочки, куколки мои, продолжайте! Мэтью, ты уже ебал их, старый барсук, или они еще неебаные у тебя? Лижитесь, девочки, сколько угодно; все равно настоящий трах – только с мужиком… Деточка, сладкая моя, да ты, кажется, новенькая? Какая ты охуенная, я просто в нокауте! Микки, где ты откопал такое золотко? Ты по адресу, детка: здесь тебя выебут так, как не ебут во всем Х-Сити. Ты сможешь брать по доллару за сеанс и заживешь, как хуй в пизде…
— Гарри, еб твою мать, пошел нахуй отсюда! — зашептали ему Мэтью с Гусем, но Гарри оскаблился и сунул руки в карманы:
— Ага, а Клайд ваш полощет горло горяченьким в «Трезвом Досуге», и я вошел!.. Смерть как хочется ебаться! Чур, новенькая моя! Ай да сиськи у тебя, бэби! Микки, небось, напел тебе про деточек, ха-ха-ха? Микки, ты снова пел ей про своих больных деточек, ага?
Гарри веселился, пошатываясь и держа руки в карманах. Габби вдруг подхватилась:
— А что, это неправда?
— Ой, ну только не надо рассказывать, что ты поверила этой хуйне, не надо! – Гарри игриво погрозил ей пальцем. – Все вы знаете, зачем вас сюда ведут, и идете с кайфом, потому что все вы – суки, и все любите, когда вас раздевают и ебут, ебут, и еще дают за это бабки… Мэтью, иди нахуй, понос крысиный!
Мэтью выпроваживал Гарри прочь, но уже было поздно. Габби вскочила и сверлила потемневшими глазами своих искусителей. Руки ее дрожали.
Ей хотелось или умереть, или разнести здесь все в клочки. Она отпихнула Пэгги, хватающую ее за грудь, шагнула к Гусю — и с размаху влепила ему пощечину, от которой тот чуть не упал.
Раздались вопли изумления. — Ах ты, сука! – прохрипел Гусь, отводя руку для удара, – но Габби, размахнувшись, врезала ему под дых, и он с хрюканьем отлетел к самой двери.
— Ха-ха-ха! – захохотал Гарри. – Ай да крошка! Детка, ты мне нравишься! Дай-ка мне обнять те…
Недоговорив, он громко хрюкнул, отлетев туда же, куда и Гусь. Пэгги визгливо захохотала, крикнув: — Дай им, детка, дай им! Мне так хотелось всю жизнь врезать этим мразям, но недостало сил!..
Мэтью, опомнившись, ухватил Габби за плечи, — но она, ловко вывернувшись, врезала ему вдвое сильней, и он рухнул всей своей тушей на кучу хлама. Гарри с Гусем, растрепанные и багровые, подбирались к Габби, но получили щедрой добавки — и снова отлетели к двери.
Пэгги визжала от восторга. Голая Габби двигалась стремительно и яростно; волосы ее разметались густой гривой, мускулы, ранее незаметные под кожей, натянулись, как струны… Нежная Габби превратилась в настоящую фурию. Еще в детстве, когда Габби доставалось от мальчишек, отец научил ее драке. Ее тело, нежное и тонкое с виду, было сильным, как у гепарда; юность, проведенная в горах, в лазаньях по скалам, в бесконечных конных объездах, закалила Габби — и даже год, проведенный в городе, не разрыхлил ее тела. Оно все время требовало расхода энергии, и Габби упрашивала Джейсона бороться с ней и играть в чехарду и в догонялки. Победа почти всегда доставалась ей, и Джейсон относился к этому философски: в конце концов, что плохого в том, что твоя жена сильней тебя?
…Оставив вокруг себя три хрипящих тела, Габби развернулась к кровати. Встретив ее мутный взгляд, Пэгги взвизгнула и отскочила прочь. Подбежав к кровати, Габби сбросила в пыль все кружевные подушки, старательно уложенные друг на друга, и затем вцепилась в точеную ножку балдахина, быстро отломав ее. Громоздкая конструкция рухнула, — но Габби было этого мало, и она разодрала верхушку балдахина на мелкие кусочки, разбросав их по всей комнате, после чего застыла в нерешительности, глядя на фотоаппарат. Ее удерживало только уважение ко всяческой технике, жившее в ней с тех пор, как ей подарили фонограф…
Неизвестно,чем закончились бы раздумья Габби, если бы из двери вдруг не раздался знакомый голос:
— Эй, ребята, где вы там? Заберите прочь своего Клайда, а то он нализался и не дает нам играть, папу его расперетак… Бог ты мой! Что здесь происх… ГАББИ?!
Джейсон застыл, раскрыв рот, — а голая Габби, окаменев на миг, вдруг ринулась к нему и, громко всхлипывая, спрятала голову у него на груди.
Пэгги опасливо выглядывала из-за шторы и кричала:
— Она не виновата! Не виновата! Не вздумай бить ее, Джейсон, слышишь?!..
***
Джейсон молча вел Габби, кое-как одетую, домой за руку, изо всех сил стараясь сохранить суровое выражение на лице. Это было нелегко, так как щеки его то и дело расползались в стороны — стоило ему только вспомнить три мужских тела, мешками лежащие по углам.
Он очень быстро все понял и нисколько не сердился на Габби, а напротив, жалел ее, как ребенка, — но что-то подсказывало ему, что нужно хранить суровую мину, и он шагал большими шагами, а Габби тащилась за ним, шмыгая носом и заискивающе заглядывая ему в лицо.
Войдя в квартиру, он притянул Габби к себе и отчеканил, сдерживая подрагивающие уголки губ:
— Итак, Габриэла Трэвис, в девичестве Киркпатрик, одна тыща девятьсот третьего года рождения… Ты нарушила запрет мужа не ходить в Даун Таун. Ты предавалась блуду и разврату в непотребном виде с мужчинами и женщинами… Какое наказание ты выбираешь для себя?
Габби жалобно смотрела на него. Она все еще была пьяна водкой и собственным буйством, и поэтому отнеслась к его словам слишком серьезно.
— Не знаю… — пролепетала она, пряча глаза.
Джейсон смотрел на ее дрожащее лицо, на полуоткрытые губы, на румянец, просвечивающий сквозь остатки грима…
— В таком случае я сам выберу тебе наказание, — сказал он. — Раздевайся!
Габби удивленно глянула на него, но, не посмев ничего сказать, расстегнула дрожащими руками платье и медленно стащила его.
— Полностью раздевайся. Догола. — жестко произнес Джейсон, и Габби сняла измятую маечку, а затем и панталоны. Ее тело, розовое от водки и неутоленного желания, непроизвольно выгнулось, обрадовавшись наготе.
— Иди ко мне. Ближе. — командовал Джейсон, глядя на вздыбленные соски жены. Не выдержав, он сам шагнул к ней — и впился губами в ее губы. Габби ахнула — и обмякла, обхватив Джейсона руками и коленками.
— …А теперь ложись. Нет, не так. На животик. Как тогда, когда ты болела и я ставил тебе банки. Вот так…
Задыхаясь после пятиминутного поцелуя, Габби легла на кровать, выпятив попу и боязливо глядя на мужа.
— Сейчас мы приступим к твоему наказанию, — говорил Джейсон, наклоняясь к ней. — Уууу, какая шерсть! — говорил он, раздвинув половинки попы и щекоча пальцем кудрявый пух, вьющийся почти до самого ануса. — Какие меха! Интересно, что это: ангора или морской котик?
— Джейсон!.. — пискнула пунцовая Габби.
— …А что у нас там, в глубине дремучих зарослей? А ну-ка раздвинь ноги, женщина! — командовал Джейсон. Габби послушно раздвигала ноги, зажмурившись и пряча лицо в подушку. — Ууууу! А что это у нас такое розовое и липкое, как пончик? Такое мокрое-мокрое, и горячее, и розовое, и течет липким соусом… — приговаривал Джейсон, поглаживая створки лона, недоласканного Пэгги.
— Джейсон, замолчи! — мычала Габби в подушку.
— Бу-бу-бу? Вы что-то хотели мне сказать? — Джейсон нагнулся к распахнутому хозяйству Габби. — Этот соус, наверно, сладкий? Сладкий и горячий? — пел он, касаясь кончиком языка розовой раковинки. Габби замычала и дернулась, но Джейсон придержал ее за бедра: — Тихо! Лежать! — и продолжал облизывать ее раковину, погружаясь языком все глубже…
— Джейсон!.. Что ты делаешь?! Ты хочешь, чтобы я умерла? Боже, как стыдно, Джейсон! Аааа! — ныла Габби, извиваясь под ним. Джейсон лизал ее все настойчивей, не обращая внимания на ее протесты, — и вскоре Габби издавала только бессвязные стоны, надеваясь распахнутой раковиной Джейсону на лицо…
— Уффф! Ай да фонтан! Чуть не захлебнулся, — сказал Джейсон, вытирая липкие капли с подбородка. Габби, брошенная им в полушаге от оргазма, извивалась и выла, позабыв все слова. — А теперь мы перейдем к следующей картине нашего шоу, то есть наказания… Какое у нас тут все розовое и шерстяное! — умилялся Джейсон, щекотал промежность Габби и говорил ей бесстыдные, невозможные слова, чтобы застыдить жену до полусмерти. — А что это у нас за дырочка? Уууу, знаю: мы отсюда какаем. Мы отсюда набиваем наш большой красивый унитаз…
— Джейсон!!! — визжала Габби, пытаясь сомкнуть ноги, — но Джейсон не давал ей, крепко удерживая ее всем телом, и Габби бессильно стонала, пока он массировал пальцем колечко ануса и нежную кожу вокруг него. — Джейсон! Возьми… сделай со мной все, что хочешь… но только… не стыди меня так! Я сейчас умру! Джейсон!..
Но тот разделся догола, обнажив огромный член, затем взял баночку глицерина, смазал им свой агрегат — и принялся мазать анус Габби…
— Джейсон, нет! Ну пожалуйста, любимый, миленький, ну не надо! Не наааадо! — плакала Габби, растопыриваясь попкой, как мидия. Достав каучуковый мячик, Джейсон тщательно вымазал его в глицерине, затем раскатал в трубочку — и ввел до конца в раковинку Габби, немедленно взвывшей, как кошка. Она не знала, что делает ее муж, и думала, что он вошел в нее, как всегда…
Но Джейсон залез на Габби, нащупал под ней груди — и взяв их, как вожжи, в руки, стал аккуратно буравить членом ее попку, приговаривая:
— Вот тебе, вот тебе!.. Будешь слушаться?.. Будешь ходить где попало?.. Будешь раздеваться перед кем попало?.. Будешь? Вот тебе, вот тебе!!! — хрипел он, вдавливаясь в Габби до упора, — а та лопалась от приторного огня, рвавшего ее на части. Огромный член распирал ее до пупка, наполняя Габби невыносимой полнотой, — а влагалище заполнила тягучая масса, щекотавшая все зудящие стенки одновременно.
Джейсон все яростней скакал на ней, попутно терзая ее груди, и Габби все сильней вдавливала голову в подушку. Она не понимала, что распирает ее срамоту — и мучилась тройной мукой стыда, неизвестности и утробного, животного блаженства. Долгожданный оргазм быстро и щедро разлился в ней, облепил ее изнутри сладкой щекоткой, наполнил ее до ушей — и Габби благодарно выла, кусая подушку и пуская слюни…
Джейсон хотел приберечь каучуковую игрушку для Габби на день ангела, но вовремя сообразил, что она придется как нельзя кстати для «наказания». Они с Габби уже занимались анальным сексом — целых два раза; и всякий раз Габби умоляла Джейсона, чтобы такого больше не было. Она получала острейшее наслаждение, но ее воспитание не позволяло ей принять такую срамную ласку, и бедная Габби умирала со стыда, обтягивая попкой огромный член мужа…
***
Две недели спустя Джейсон, придя с работы, обнял жену и прикрыл ей глаза ладонью.