— Что ж, одна ты будешь разрисованной? А чем мы хуже? Нет, так несправедливо. А ну-ка, иди сюда, — позвала она меня, усадила в то же кресло, и через секунду ее заботливые руки стали наносить краску мне на лицо и шею. Это было очень приятно… Надя нарисовала мне тигриную рожицу, такую уморительную, что я не мог глядеть в зеркало без смеха. Затем она сама взяла кисти, подошла к зеркалу и быстро набросала у себя на лице и шее забавную птичью мордашку, с перьями, большими глазами и клювиком. Мы, как зачарованные, следили за ее умелой кистью.
Когда она закончила «рисоваться», как она сказала, и все мы, раскрашенные и смешные, были в сборе, она стала между нами, обняла нас обоих и провозгласила:
— А теперь мы немного прогуляемся! Ты не устала? — обратилась она к жене, и та замотала головой — Нет-нет, я готова гулять еще целый день!
— Тогда пойдем! Немного прошвырнемся по центру, — сказала Надя и повела нас к выходу.
Что это была за прогулка! Мы немного стеснялись своих разрисованных физиономий, и поэтому всю дорогу не переставая ржали, как клоуны или маленькие дети. Было невероятно весело — мы болтали всякие глупости, несли какую-то чепуху, от которой всем нам было смешно, как никогда. На нас оборачивались с улыбками, а мы еще приставали к прохожим со всякими смешными глупостями… Этот вечер превратился в наш маленький карнавал.
Наконец жена, хотя и продолжала смеяться, стала замедлять ход, и мы, не сговариваясь, повернули обратно. За три минуты мы дошли до машины, уселись — я за рулем, Надя с женой сзади — и поехали к нам. В зеркало я видел, как Надя обнимает жену, и они вместе прыскают от смеха, вспоминая что-то. Я тоже смеялся и шутил, думая про себя: интересно, что значит «приласкать?»
Когда мы приехали, жена была немного уставшей, и поэтому Надя предложила:
— Приготовь постель, чтобы можно было сразу лечь (я почувствовал, как холодею), а мы пока пойдем в душик. Как закончишь, присоединяйся к нам.
Мы помогли жене раздеться, и, снова увидев рисунок, не могли удержаться от искушения еще поснимать жену. Она согласилась потерпеть еще минутку, мы раздели ее донага, и она попозировала обнаженной — сама, потом со мной и с Надей. Когда я снимал с нее лифчик, а Надя — трусики, наши взгляды пересеклись, и я прочитал в ее глазах столько нового, волнующего, что у меня вновь все замерло внутри. Наконец, как ни жалко было смывать рисунок, Надя повела жену в ванную, а я пошел стелить. Через пару минут я зашел к ним ванную. Там плавали облака пара. В ванне, на стульчике сидела моя жена, сверху на нее текла горячая вода из душа, а перед ней на корточках сидела совершенно голая Надя и нежно терла ей животик мочалкой, поглаживая другой рукой ее грудь. Выражение лица (уже вымытого) у жены при этом было неописуемое.
Надя повернула голову в мою сторону и весело пожаловалась — Так ужасно — смывать собственный шедевр. Но ничего: он останется в веках на фотографиях! Слава фотографии!
Видя, что я остановился в нерешительности, она сказала мне, не переставая мыть жену — Раздевайся, присоединяйся к нам!
Я стал раздеваться. Вода булькала очень заразительно, а мокрые, намыленные женские тела блестели просто умопомрачительно, и мне очень захотелось туда, к ним. Меня только заботила дилемма: снимать ли трусы? Мой половой орган под ними торчал, как зенитка, и я стеснялся этого. Да и показываться голым Наде — при жене… С другой стороны, купаться в трусах — тоже как-то… Я разделся до трусов и застыл в нерешительности.
Тут жена сказала мне — Ты что, в трусах будешь купаться? И они с Надей вдвоем, с визгом и хихиканьем, как подружки-хулиганки, дотянулись до меня и стащили с меня трусы, обнажив «гаубицу». Это был настоящий эротический шок: я всегда дурею, когда с меня снимают трусы, а тут еще и Надя… Надя была худышечкой с подростковой фигуркой, узкими бедрами, совсем крохотной талией, как у пчелки, пушистым темным лобком (при светлых окрашенных волосах) и упругой кожей. Соски ее набухли и торчали, и у жены тоже. Она как раз мыла жене грудь, нежно касаясь сосков.
Я залез к ним в ванну, вздрогнув от обжигающего душа, и стал помогать Наде мыть собственную супругу. Надя уступила мне место спереди, пройдя жене за спину и задев меня голым телом. Я присел на корточки, взглянул в глаза жене, увидел там неописуемое счастье, улыбнулся ей, и стал мылить ей ножки, подбираясь все выше, а затем перешел и на половые губки, смывая с них «рыбку». Жена жмурилась… Краска смывалась не сразу, надо было некоторое время тереть кожу губкой, а места были деликатные, поэтому я долго и нежно мыл каждый сантиметр. Надя в это время намылила жене голову и месила ей мыльные пряди, время от времени обнимая ее и прижимаясь к ней. Надя была невысокого роста, нос ее был на уровне грудей моей жены, издалека они смотрелись, как мама и дочка…
Потом, когда жену вымыли, Надя сказала «А теперь вымоем многострадального мужа!» Я пытался протестовать, мол, и сам вымоюсь — но Надя сказала «Только не сегодня!», жена поддержала ее, повернулась на другую сторону — лицом к душу, я стал под него, и они вдвоем принялись мылить меня.
Это было нечто незабываемое: две пары заботливых женских рук на моем теле, полностью открытом для их ласк… Я никогда не испытывал такого. Они безо всякого стеснения мылили мне член, мошонку и анус, и я боялся, что вот-вот забрызгаю их спермой… Я едва сдерживал стоны, такое блаженство переполняло меня.
Наконец мы вымылись, вытерлись, вытерли жену, и Надя скомандовала: А теперь – в кроватку! Бегом, чтоб не замерзнуть!
Жена взялась было за халат, но Надя сказала — Зачем? Тебе и так хорошо! — отняла у нее халат, обняла ее, повиснув на шее и прижавшись голыми грудями к ее груди, — моя хорошая, моя будущая мамочка! Пойдем!
И мы все пошли голышом в постель. Я замер внутри — неужели сейчас будет секс втроем? Если бы еще сегодня утром мне предложили такое, я бы с негодованием отказался, и не потому, что боялся за чувства жены, а потому что было бы противно. Но теперь, когда мы узнали Надю… она была так чиста, так искренне любила мою жену, а главное, жене это так нравилось… хоть она и сама наверняка думала то же, что и я. Кроме того, беременным секс не рекомендуется, особенно ближе к концу, и мы по требованию жены, которая боялась осложнений, «постились» уже несколько месяцев. Как быть? Я чувствовал огромную, всепоглощающую нежность к жене, и нечто похожее, но совсем другого рода — к Наде, а кроме того, был на пределе возбуждения. Казалось, одно прикосновение обнаженного женского тела к моему члену — и я взорвусь.
Мы вошли в спальню, уложили жену на подушки, я лег рядом, не зная, что делать, а Надя стала на четвереньки у нее в ногах, прижалась лицом к животику, стала гладить и целовать его, воркуя всякие ласковые глупости. Потом ее рука поползла вниз, под животик, и Надя сказала — О, да ты уже вся мокренькая, моя хорошая! — и стала ласкать жене половой орган, отчего та не сдержалась — застонала, выгнулась, как могла, и закрыла глаза. На лице у нее была такая стыдливая и вместе с тем счастливая улыбка, что я не выдержал и стал покрывать поцелуями милое личико, шейку, плечики… Я захлебывался от любви к жене и ко всему миру. Жена только жмурилась и постанывала, а мы с Надей ласкали ее: я целовал лицо, Надя — животик и груди. При этом Надина рука постоянно находилась во влагалище жены, заставляя ее изгибаться все сильнее и сильнее. Я думал — не вредно ли это жене, но не решался лишить ее такого блаженства.
Я стал над женой, впился губами в ее губы,и она страстно ответила мне… Как же давно мы не целовались! Такого неистового поцелуя я не помню со времен нашего романа…. В это время Надя сосала грудь жены, как младенец, и трогала рукой мою мошонку. Потом она пригласила меня пососать другую грудь жене — «ведь такого с ней никогда не было, правда?», и мы впились в большие, соленые соски, всасывая и мучая их.
Жена буквально разрывалась под нашими ласками, гигантский живот ее ходил ходуном, а у меня ныло в паху — так хотелось войти в любимое лоно по самые яйца. Но я сдерживался, чтобы не навредить ей. Тут Надя, приподняв раскрасневшееся личико над грудью жены, говорит мне — Смотри, что тут делается, — и показывает на лоно жены, которое ласкала ее рука. — Тут, по-моему, требуются чьи-то страстные губы, — и я отполз назад, стал коленями на пол, залез жене между ног и впился в ее «бутончик», истекающий соком. Надя перелезла через жену верхом, стала над ней на колени — так, что ее влагалище оказалось точно над влагалищем жены, и мой нос уткнулся в него. Оно, конечно, тоже сочилось влагой, и Надя стала тереться им об мое лицо, перемазав мне нос, глаза и лоб своими соками. Я целовал оба бутончика по очереди, помогая себе обеими руками. Я весь был одержим мыслью доставить милым женщинам максимум удовольствия, и, кажется, достигал результата — обе они, и Надя, и жена, кричали все громче и «подмахивали» все сильней. Надя крутила одной рукой сосок жены, а другой — свой собственный. У меня где-то глубоко внутри звенела жуткая мысль — «вот он, групповой секс…»
Первой кончила жена, огласив неистовыми криками всю квартиру. Я всосался в ее влагалище, как пиявка, стараясь достать языком как можно глубже, и рот у меня был полон соленой жидкости, которую я не успевал глотать. Надя слезла в этот момент с нас, подползла ближе к лицу жены и стала покрывать ее поцелуями везде, где успевала. Жена металась и хрипела долго, и потом еще долго не могла отдышаться — лежала, широко раскрыв глаза, и продолжала стонать. Ее лицо было мокрым от слез и поцелуев, красным и счастливым.
Надя тоже была вся красная. Мы с ней некоторое время ласкали жену, успокаивая после оргазма. Но мы оба были страшно возбуждены, у меня даже член стал «скисать» от перевозбуждения. Я, совершенно потеряв волю, с ужасом думал, не несет ли меня судьба к сексу с Надей на глазах у жены, и понимал только, что ужасно хочу этого.
Но Надя встала, тяжело дыша, и куда-то вышла. «Куда ты?» — хором спросили ее мы с женой, и Надя ответила «сейчас приду».