— Никак нет-с! Сей секунд доставим, в наилучшем виде! Не извольте беспокоиться!
И через несколько минут в дверь комнатки тихонько постучали. В освещенном дверном проеме стояла небольшого роста девица, в тесном гимназическом платьице, коричневого цвета, которое ни чуточки не скрывало и не стесняло ее выпирающие груди. Узкий черный лаковый поясок туго стягивал талию, плтье сбоку немного распахвалось, будто случайно, чтобы желающие могли увидеть черные сетчатые чулочки, обтягивающие толстые икры. Девица медленно подошла к околоточному, покачивая тугими бедрами плотно обтянутыми тканью платья, присела в книксене, жеманно опустив глаза, будто в стеснении теребила край черного форменного фартука.
— Как маленькая мамзелька себя чувствует? — пальцы околоточного будто пара толстых сосисок коснулись ее щеки.
— Голова, немножко болит и внизу, ну, вы знаете, где пися… -также глядя в пол еле слышно заборомотала девица.
— Моя сладкая, эта болезнь поправима, сей секунд коньячку выпьешь и все как рукой снимет — мужчина улыбается, плотоядно глядя на ее бедра и налитые грудки. Он чувстввует обжигающую тягу молодого женского тела, вполне доступного для него. Сердце колотится, в предвкушении утехи плотской, а увиденное в соседней комнате никак успокоения не прибавляет. Руки гладят, ласкают ей плечи, податливую, словно у котенка, спину.
— Может у тебя там и не болит вовсе?
— Где? — притворяясь непонимающей отвечает девица, включаясь в игру давно ей известную.
— А вот здесь, — внезапно Гавриил Степанович бесцеремонно , но настойчиво лапает ее за лобок, — я-то знаю, что когда ты смотришь на мужчинок, у тебя тут начинает гореть и будто огнем жечь:Вот здесь, иль не прав я?
Бесстыдные мужские пальцы задирают подол платья, приспускают панталончики и сразу находят то, что искали, сжимая гладенько выбритый пухлый лобок, который девка ежедневно выбривала, чтобы казаьбся совсем невинной.
— Вот здесь? Верно? Отвечай, негодная! А то прикажу выпороть или запереть на хлеб и воду в карцер. Вместо того, чтобы учиться и радовать послушанием, да прилежанием родителей, учителей своих, ты здесь изображаешь больную. Не на того, милочка, напала!
И Гавриил Степанович принимается бранить ее нехорошими словами, которые сам не решается произносить, когда рядом супруга или детки. Эти грязные матерные слова, постыдные, за которых взрослые детей обязательно должны наказывать.
— Вот сюда пальцы положи! Да не жмись, не жмись! Чуешь, чем я тебя накажу? — околоточный берет ее ладошку и кладет на брюки, там где в паху уже выросла здоровая «шишка», — ты грязная, испорченная девчонка, тебе не место в гимназии! — продолжает он, хотя бесстыдная рука девицы как бы в ответ уже проворно мнет вздрагивающий член. Все это она делает молча, боясь произнести даже словечко, строго выполняя указания мадам Жоржетты, которую Сашенька специальн о держал в доме, чтобы девицы от нее ума-разума набирались. Это с ее легкой руки гулящая малолетка в девичестве своем недолгом Матренка, преобразилась в «гимназистку» по имени Полина. Старая сводня мадам Жоржетта, которую самою-то несколько лет назад звали в публичном доме купчихи Носовой просто Нюрка, знала толк в том, как угодить мужчинам, особенно тем, кто уже перевалил на пятый десяток.
Им нравились невинные молоденькие девицы, да только где же их для бардака столько наберешь? Вот и пришлось учить всяким премудростям молоденьких шлюшек, одевая их то в гимназическое платье, то просто в детское бельецо. Доход у Сашеньки сразу возрос, клиентов прибавилось. По вечерам стали подъезжать и коляски, своих пассажиров они правда высажвали за пару домов от мастерской, но это маленькое неудобство не смущало визитеров.
— У других девиц и мыслей таких нет, когда смотрят на учителей или другимх мужчин. А ты, лахудра, от горшка два вершка, вон что удумала! Грязная, отврат-и-и-тельная дев-чонка!, — толстые пальцы мужчины сильнее жмут податливое девичье тело.
Гавриил Степанович дышит шумно и тяжело, начатого дела не бросает, чувствуя ответные прикосновения продажной девки. Он жарко целует ее в губы, хотя это и возбраняется с публичными девками, но сердцу не прикажешь. Девица окончательно вошла в роль невинной гимназистки, которую наказывают строгий папаша. Гавриил Степанович чувствует пахнущие помадой жадные как у пиявки губы, которые тот час присосались к нему, ее горячий язык, в ответной ласке, проникший ему в рот. Твердый, быстро вращающийся он облизывает изнутри щеки, двигается вглубь.
— Эвон чего выдумала… Будто не я ее, а она меня еть собирается,- думает про себя околоточный.
— Ну-те-с, барышня, открой-ка ротик, да пососи, что тебе добрый папенька даст — бормочет Гавриил Степанович, задыхаясь. Цепкие пальцы девицы посильнее прижалиплоть Гавриила Степановича.
— Это ты верно решила, дочурка! Щупай, щупай! Что, хочется «его» в рот-то принять?..
Ладонь шлюшки сжимает вовсю торчащий член, сильнее оглаживая его. В голове мужчины клубится рой мыслей, он никак не может выбрать, что бы такого-эдакого предложить, конечно она пососет у него, забавно французишки дело это греховное называют » минетом». Никуда девица не денется, для этого и приставлена, но настроение у него умиротворенное, домой еще не скоро. По сему он решает немножко пошалить. Гавриил Степанович чувствует шелковистую мягкость женской плоти, рука сползает вниз, расширяя податливо раскрывшуюся и уже мокрую насквозь щелку. Негнущимися толстыми пальцами больше сдавливает нежную плоть продажной девицы, освобождая наружу уже немного распухшую головку ее «похотника».
— Сейчас доченька будет сосать сладкую штучку у папеньки: Ведь хочешь? Ты отвечай, не скрытничай!
Он с удовольствием смотрит, как мамзель проворно достает из прорехи брюк уже вовсю торчащий член и, высунув язык острый, да горячий, принимается медленно, будто леденец, облизывать головку. Горячий и шершавый язык быстрее и быстрее скользит по обнаженной плоти Гавриила Степановича, прерывистое дыхание и сопение, перемежающееся чавканием, девицы сильнее раззадоривает полицейского .
— Ты глаза -то не закрывай! Ты смотри, смотри на меня, да говори, чего- б еще хотелось! Не молчи! Вот так пр-а-а-вильно, Поленька ,- одобряет он, когда девица широко раскрыв рот вбирает его член на всю длину.
Чтобы было удобнее, девица встала на колени перед ним, смотрит подняв голову вверх, удерживая за раздувшейся щекой член. Причмокивая, с удовольствием глубже засасывает его в рот, а получив в глотку пульсирующее мужское естество, удерживая его подальше от зубов, она превращается в глазах Гаврииила Степановича из беззащитного и кроткого существа в охваченную страстью фурию. С непередаваемым наслаждением хозяина над покорной и беззащитной рабыней, он не торопясь поднимается на гребень близкого наслаждения. Не прекращая сосать, девица берет в ладонь нежную кожу мошонки, перекатив там яички, но как только ей почудилось, что Гавриил Степанович от ласки ее опрожнится спермой, отпускает член из плена губ и рта, принимается лизать оголившийся живот полицейского, всем своим видом как бы говоря:
— Чего еще, батюшка? Все что пожелаете. Может хотите, я вам все показывать театр буду. Будто вы доктор, а я лечиться от хвори к вам пришла — девица прекратила движения и сидя на полу предано, по собачьи, смотрит на «повелителя». Она уже досконально знает прихоти полицейского, уж очень он любит изображать из себя врача по женским болезням. Гавриил Степанович довольно щурится и кивает головой. Брюки суконные он поддернул вверх, немного прикрыв торчащее естество, готовясь принять участие в спектакле.
Девица встает с колен, отходит немного вглубь комнатки. Положив руки на широко раздвинутые бедра, приподнимает подол сорочки нижней, чтобы он смог лучше рассмотреть, просунув руку под панталоны, и пальцами ловко двигает за тонким батистом.Всем видом как бы говоря о страдании, которое с ней приключилось между ножек. Похотливо глядя в глаза, капризным голоском маленькой девочки спрашивает.