Дисклеймер: Все изложенные события вряд ли имели место быть. Рассказ по возможности приближен к данным о Минойской цивилизации, но кое-где допущены огрехи. Часть из них — намеренные. Имена богов и персонажей — большей частью реальные минойские.
Кносс. Средоточие силы и власти сынов Миноса. Рай на земле, что лучше любой точки Ойкумены /известного мира — прим. автора/. Сюда стремятся многие, но не всем суждено оказаться в его лабиринтах. Горделивые египтяне, варвары с севера и пеласги /переселенцы-греки/ (что, впрочем, одно и то же). Замкнутые кидоны и жизнерадостные кигласцы.
Иноземцы не понимают, как можно построить дворец размером с их город. Или — город, построенный, как дворец. Впрочем, пеласги тоже. Только кидоны, медленно умирающий народ, хранящий верность полузабытому у нас богу Разаже понимают. Риату, начальник царским архивом считает, что именно у них мы переняли исскуство строить дворцы. Так это, или нет, не знаю, но знаю, что меня зовут Танато, сын Тано, жрец и сын жреца, мне 19 солнечных кругов от роду.
Как второй сын, я был обязан продолжить служение Разаже. Глупость какая. Старший брат был гораздо более способен, но традициям не перечат. Ещё большая глупость — то, что я сейчас был жрецом не Разажи, а Амежи, или, как чаще говорят — богини-Змеи или просто Богини. Я обучался у кидонов в Закросе и метал ритуальные дротики Бога гораздо лучше, чем орудовал лабрисом /ритуальный двуострый топор/, но, увы, в Бога в Кноссе веруют мало, из-за чего жрецов тут пока переизбыток.
Но я и не жрец вообще-то. Я — глаза и уши Жрицы-Дочери Акаллы. Ну, и любовник, иногда. Признаться, не очень люблю оргии их братии, но оказаться в застенках Тайного архива за неверие не горю желанием. Благо, Дочери Аккалы в подавляющем большинстве — красавицы с аппетитной грудью, которой бы восхитилась бы Богиня, горячим взором и вьющимися волосами.
Впрочем, у меня такая красавица была, Рода Кавья, чуть помладше меня, выданная за меня ещё тогда, когда назначение браков по звёздам повсеместно одобрялось. Именно с ней я нарушал покой обитателей соседних покоев той ночью, когда началась эта история. Впрочем, за стенкой слышались женские стоны, мужских же не было вовсе. Я не обращал внимания и лишь начал чаще входить в Кавью
— Танннооооооо — уже начинала тянуть она, не открывая глаз. Именем отца меня называют многие — Прекрати, пожалуйста…
Я не обращал внимания — знал свою красавицу. Зальёт ложе, но не признает, что ей было хорошо. Я усилил толчки, она же начала царапать спину. Завтра снова придётся одевать плащ.
— Танно, я сейчас точно умрууууууу…
— Скорее родишься, свет мой. — прохрипел я, схватил её под мышки и ловким движением поменял положение. Теперь Кавья была сверху, но она и не подумала остановиться. Правда, иногда она слишком частила, но думаю, что это была вина её обритой промежности. Я чувствовал, её сбивающееся дыхание, чувствовал, как по ногам текут её соки. Даже в полутьме моя взмокшая жизнь /минойский титул жены/ была истинной красавицей. Для дворцовых ценителей, правда, её подростковая грудь была маловата, но всё поджарое тело, длинные ноги, обхватывающие меня и выпуклая попка были на своём месте.
Кавья, словно прочитав мысли, развернулась ко мне спиной и чуть выгнулась, теперь действуя только попкой. Впрочем, совсем недолго — вскоре она развернулась ко мне (прямо на стволе, что подвергло мою стойкость новому испытанию) и упала мне на грудь. Я обнял эту красоту, не прекращая целовать её губы, и с нажимом провёл по спине, из-за чего Кавья крупно задрожала. Так продолжалось недолго — вскоре её голова упала мне на плечо и начала быстро шептать разные нежности, а толчки — постепенно затихать. Я подыграл ей, но действовал осторожно — теперь охладить меня могло только льняное масло. Или ротик Кавьи.
Она поняла. Медленно сползла вниз и обхватила член губками, глядя на меня (в её глазах горел отблеск лампады). Я продержался некоторое время, но вскоре головку начал обрабатывать язычок и я, шумно вздохнув, спустил толчками всё семя в очаровательный ротик. Она приняла всё, продолжая нежно обрабатывать ствол, затем отступила. Некоторое время я просто лежал, чувствуя саднящей спиной промокшую настилку ложа. Кавья выпила вина и легла ко мне, обвившись вокруг меня.
— Я тебя люблю, мой Высший жрец — да, в это она ещё верила.
— И я, жизнь моя. — как и я в это.
Но насладиться дальше ночью перед чистым днём/выходным/ нам не дали. Прошло совсем чуть-чуть времени — Кавья дарила только третий поцелуй, а в дверь сильно постучали. Я тихо слез с ложа. Аккуратно достал короткий боевой меч. Соседи или нет, но грабежи в дворцах ингода случались. Редко, но случались.
— Кто?
— Нодару, дочь Дару, с посланием от Великой Жрицы Аккалы. — Я знал эту сучку. На храмовых оргиях она постоянно лезла ко мне. Интересно, давно она тут?
Я одел набедренную повязку, схватил в правую руку факел, а в левую — меч и открыл дверь. Да, Нодару. Моя ровесница. Грудь и бёдра в полном соответствии с представлениями Богини, а вот волосы прямые, не вьющиеся, да и носик немного курносый. Она стояла, игриво прищурившись, но мне было всё равно.
— Я слушаю.
— Аккала велела передать, что вы ей срочно нужны. — Она помолчала и, видя мой скепсис, добавила весомо: — По дворцовому делу.
— Срочному? Дворцовому? — я имел в святилищах достаточный вес, чтобы иногда ослушиваться приказов Аккалы, тем более, что её просто опять захотелось устроить оргию на ровном месте. А может наоборот — слишком увлеклась предсказаниями и жертвами да обнаружила, что ритуальный трах пропущен. Но дворцовое…
— Да. До конца церемонии Обновления максимум — час и ты, Танато, должен прибыть до этого времени.
Всё таки трах. Правда, моё участие необязательно, чем я и воспользуюсь.
— Я прибуду, Нодаро. Не беспокойся. — Я закрыл дверь.