— Ничего… Хотя, нет — хотела, — с загадочной улыбкой проговорила я. — Сегодня будет наша официальная помолвка, Саша. А Оленька нас непременно благословит дома. Только вот не знаю — чем… И боюсь, что тебе её благословение совсем не понравится.
Не доходя квартала до дома, я остановилась в тени высокого забора, попросила юношу:
— Саша, прикройте меня, я должна привести себя в порядок.
Он сейчас же, ни о чём не расспрашивая, стал передо мной, загородил от посторонних любопытных глаз. Я, не стесняясь его, да и вообще никого уже не стесняясь, потому что было всё равно, быстро сдёрнула с бёдер стринги, кинула маленький, скрутившийся в жгут, нейлоновый комочек в сумочку. Подтянула как можно выше и без того короткую клетчатую юбчонку, расстегнула несколько пуговиц на блузке, так что не стеснённые бюстгальтером большие груди едва не вывалились из широко распахнутого декольте. По пути объяснила Саше:
— Оленька велит мне ходить по улице без трусиков и лифчика. Это её эротическая причуда. И чтобы обязательно сиськи было видно почти полностью.
— Хорошая у вас дочка, Нина, — похвалил Саша. — У вас такие красивые, длинные и стройные ноги…
— А попка? — засмеялась я, крутнулась, как легкомысленная девчонка-старшеклассница, на каблуках. Юбка моя взвилась колоколом и завертелась юлой, перед загоревшимися Сашиными глазами мелькнули мои пышные белые ягодицы. В следующую минуту я пожалела, что сделала это. Юноша прерывисто застонал, резко дёрнулся всем телом, задрожал и вдруг сразу замер, как будто к чему-то прислушиваясь. Только продолжал импульсивно вздрагивать и вибрировать эротический бугорок впереди на его штанишках. Поразительно! Он спустил в который уже раз, даже не прикасаясь к писюну.
Это мне уже не понравилось.
— Гадкий, развратный, грязный онанист! — вызверилась я дикой сиамской кошкой и с силой хлопнула его по щеке. — Как ты собираешься спать со своей молодой женой, если не можешь дотерпеть до постели? Что я должна делать, по-твоему? Идти на улицу, мужика себе искать, когда законный муж по дороге уже обкончал все трусики?
— Я буду у вас лизать, Нина. Не прогоняйте меня, пожалуйста, — взмолился испуганный Саша, и страдальчески посмотрел мне в глаза своим несчастным, затравленным взглядом.
Я решила устроить Оленьке небольшое эротическое шоу и согласилась:
— Хорошо, раб. Будешь лизать мою пизду. Прямо сейчас, у этой калитки, совершенно голый!
Я кивнула на калитку своего двора, возле которой стояла. Саша помертвел от восторга, услышав такое. Тут же, не задумываясь, прямо на улице, стал расшнуровывать туфли, снял вслед за ними брюки. Я велела повесить их на забор. Вид у юноши был довольно соблазнительный: в коротенькой, беленькой, приталенной рубашке, в мокрых впереди, кружевных женских трусиках и босиком.
— Останься так, — не дала я ему оголиться полностью.
Его маленькая, по-девичьи сильно оттопыренная, круглая попка просто сводила меня с ума. И стринги нисколько этому не мешали, а наоборот усиливали созерцательное удовольствие. Редкие прохожие, шествовавшие мимо, с интересом и недоумением взирали на полуголого пацана возле забора и взрослую одетую тётю. Наверное, думали, — что-то случилось… может, ограбление или и того хуже. Чтобы не быть свидетелями преступления и не попасть на глаза вероятно уже спешившей сюда милиции, быстро удалялись. Некоторые, долго оглядывались, пока фигуры их не растворялись в уличной темноте.
Я открыла калитку, прошла в свой двор и подняла высоко юбку.
— Лижи меня, раб! Сейчас из флигеля выйдет строгая хозяйка и отшлёпает тебя ремнём по твоей мягкой попке.
Я нарочно говорила громко, чтобы Оленька услышала мой голос и действительно захватила кожаный ремень, хлыст или плётку, которыми обычно секла меня за малейшую провинность. Но Саша ничего этого не знал. Он думал, что мы зашли в чужой двор и сейчас хозяева действительно с бранью выбегут из дома и накажут ремнём непрошенных гостей. Но юнцу было уже всё равно. Со стоном опустившись передо мной на колени, он стал аккуратно, с чувством вылизывать мою мокрую от возбуждения, большую, горячую пизду. Вероятно, спутав слюнявые от липких вагинальных выделений, не выкрашенные помадой, подбритые безопасной бритвой половые губы с теми, которые на лице. Просовывал в узкую, приторно пахнувшую щель маленький розоватый язык, с которого тоже текло. Точно также прощупывал он язычком-ящеркой влажные внутренности моего большого, жадного, любвеобильного рта, который, если прикрыть глаза и немного пофантазировать, был сильно похож на женское влагалище, через которое не писают и не рожают.
Но сколько членов, крепких, налитых кровью до основания, и безумно сладких, побывало уже в моём рту-влагалище!…Специально для candyfoto) Оля, продолжая ебать саму себя гелиевым членом, кричала жутким животным криком, как будто её рвали на части хищники. Она схватила меня за мокрые волосы, приподняла от пола голову и стала быстро-быстро елозить моим лицом по своей всё ещё текущей пиздёнке. Я, обессиленная, ловила вспухшими от крика и беспрерывного лизания губами её набрякшие половые губки, слабо их обсасывала. По лицу моему текло, во рту был неприятный вкус, голова кружилась.
Вскоре юноша Саша и дочка Оленька попадали в изнеможении на пол. Я подползла к ним, автоматически, как в бреду, по собственной инициативе стала вылизывать грязные анусы: сначала у одной, потом у другого. Я понимала, что превратилась в половую тряпку под ногами дочери, в её грязный туалет, в который она ходит по маленькому и большому, в полуживотное, с удовольствием вылизывающее все её дырочки. Язык мой превратился в её туалетную бумагу, а рот — в урну, в которую она плюёт, сбрасывает пепел и всякий мусор.
Но мне было сладко быть тем, кем я стала. Я была поистине счастлива. Я доставляла удовольствие дочери и получала не меньшее — сама. Что ещё нужно в жизни для полного счастья? А честь, совесть, гордость, приличия, стыдливость, порядочность и прочая голубая муть — это не для меня. Пусть соблюдает всю эту хуйню тот, кто получает от этого кайф. Толстый фак ему в руки и пионерский барабан на шею.
Живите, как хотите, но не мешайте жить другим, которые хотят жить по-другому! А кто из нас прав, кто виноват — всё равно никто не знает. Потому что не дано этого понимать простому смертному. А будет ли что-нибудь после смерти — кто его знает!
Так что, друзья, живите и наслаждайтесь, а после нас — хоть трава не расти. Главное, не заставляйте никого делать то, что он не хочет!