— Теперь в бассейн, а мы с теть Ирой еще попарим наши старушьи кости — сказала теть Света, выгоняя веником нас из сауны.
Наплававшись вдоволь, мы облокотились о края бассейна и поджидали мам, чтобы не упустить волшебный вид женщин, выбегающих из парной. На сей раз они просто вышли, на ходу поправляя простыни и панамками вытирая пот с лица. Медленно подошли к краю бассейна и, ухмыляясь, уставились на нас. — Чего ждем? Освободили быстро место двум старым, больным женщинам — неожиданно проговорила теть Света, сопровождая свои слова выразительным жестом. Мы с Серегой недоуменно переглянулись и поплелись к поручням. Перед самой дверью оглянулись — они все так же стояли у края, провожая нас глазами, явно ожидая нашего ухода.
Дверь тяжело закрылась за нами. рассказы эротика Мы стояли в недоумении, смотрели друг на дружку и снизывали плечами. Вдруг Сережка улыбнулся какой-то загадочно — глуповатой улыбкой и тихонько опустился на колени, наклонился вперед и толкнул правой рукой дверь. Я с ужасом смотрел на своего «раком» стоящего другана прильнувшего к щели, образованной чуть приоткрытой дверью. Холодок пробежал по спине: «А вдруг заметят?». А другая часть мозга твердила: « Все равно получите обое. Как обычно». Одной костлявой, холодной рукой страх сжимал горло, а другой рукой мягкой и теплой щекотал где-то в районе промежности. Любопытство, а более предвкушение чего-то запретно — сладкого взяло гору.
С дрожью в коленках я распластался над Сережкой и прильнул к двери. Слава Богу, дверь открывалась вправо, и маленькая, почти незаметная щель позволяла видеть полбассейна. И это была как раз та полбассейна, что с поручнями. К сожаленью мы ничего не видели кроме голов наших мам, которые периодически то появлялись, то пропадали над краем бассейна, и то, только когда они заплывали в наше поле зрения. Зато плеск воды, голоса хорошо было слышно. У бань, как известно, стены сплошь выложены кафелем, что способствовало хорошей акустике.
— А у твоего, твоего то стоял, когда ты его парила — сквозь смех говорила теть Света.
— Так у них возраст такой. Коленку покажи — стоять будет.
— Так уж и коленку? — Да ну тебя Светка. У твоего тоже будь здоров из плавок выпирало.
Я понял. Это ведь они нас Сережкой обсуждали. Бл-и-и-н. Вот не думал, что разговор так может возбуждать.
— Ты когда в последний раз с мужиком то была? — продолжала теть Света.
— Так вот тогда на Новый Год и была.
— Помню, помню. Козел. Все коньяк мне подливал. Светлана Михална, Светлана Михална так на ушко сладко шептал, а потом с тобой ушел. Козел.
— До сих пор ревнуешь? Расслабься. Я и не помню то ничего. Хорошо мы с тобой тогда наклюкались.
Сразу вспомнилась Новогоднюю ночь. Мы с Серегой тогда домой пришли к шести утра. Мамашки наказывали — до трех, не более. Ну, думали — влетит. Так они сами к восьми только заявились. Мать так и не ложилась — все унитаз «пугала».
— Когда хоть ублажала себя в последний раз. Небось, паутиной все затянуло? — подкалывала маму тетя Света — Да иди ты Светка. Все — выходим. Пацаны все бутерброды, наверное, уже слопали.
Первой над поручнями показалась голова Сережкиной мамы. Она, кряхтя, грузно выходила из бассейна. Став на кафель, быстро нашла вьетнамки, подняла с пола простынь и начала вытирать голову.
Сердце бешено заколотилось. Так вот почему они так настойчиво ждали, пока мы покинем помещение. Под простынями у них ничего не было. НИЧЕГО! Маленькие острые, конусообразные груди нагло торчали вперед. Бледно-розовые сосочки почти не видны на фоне таких же бледно-розовых ореолов. Она трясла волосами, как ядреная рокерша, отчего ее груди как метроном раскачивались из стороны в сторону. Накинув на голову простынь и выпятив вперед довольно заметный животик, принялась круговыми движениями высушивать волосы. Взгляд невольно прикипел к ее животу, исполняющий свой независимый танец. Двигавшийся пупок буквально гипнотизировал. Глаза заскользили к низу, поскорее увидеть самое сокровенное. Но там ничего не было. НИЧЕГО! На секунду остолбенев от такого открытия, закрыл глаза — открыл и понял — у теть Светы там не было волос совсем. Да, да — лобок ее был гладко выбрит, даже лоснился в тусклом свете сауны. Маленькая, едва заметная щелка пряталась между плотно сжатых, внушительных бедер. Они (бедра) резко разрастались от того места, где по идее закончиться должны были трусы. Казалось, она и сейчас была в трусах, так это незагоревшее белое место контрастировало с прилично загоревшим остальным телом (кроме грудей конечно). Безволосое белое сокровище уж больно смахивало на детские девичьи писечки, виденные несколько раз еще в детском саду.
Для меня волосы в этом месте — это первый признак взрослости. Помню, как часто заглядывал себе в трусы. Ну когда же они появятся? А вот тут так: раз и все побрить наголо. В моем юношеском мозгу это не укладывалось. Я и не предполагал, что такое вообще возможно. В эту секунду я уже знал — никогда не позволю жене там брить налысо.
Наконец теть Света закончила с головой и принялась вытирать руки, живот. Чуть присев и раздвинув колени в стороны, концом простыни она нежно промокнула именно, не вытерла, а промокнула свое «малышку». Растянув складочки на животе, осмотрела себя внизу, и видать, оставшись довольной, поставила одну ногу на скамеечку и, согнувшись вперед, начала вытирать ноги.
В эту секунду я позавидовал Сереге, думаю, снизу ему открывался пречудесный вид, а мне сверху оставалось лишь догадываться, чего он там увидел. Но настал праздник и на моей улице. Согнувшаяся почти пополам, теть Света наконец предоставила моему жадному взору маму, которая все это время находилась позади подруги и была практически скрыта ее габаритами.
О-о-о-о. Грудь моей мамы. Я знал, что она у нее большая, но не догадывался, на сколько. Одно дело видеть ее под простыней или ночнушкой — совсем другое дело — воочию. Как две продолговатые огромные капли колыхались они в такт ее движениям. Мамины груди были полной противоположностью теть Светиным сисечкам. Большие, темно-коричневые ореолы, размером с дно чайной кружки, с торчащими, с фалангу моего большого пальца, сосками. Казалось, они вытянувшись вперед, потянули и сморщили всю кожу вокруг себя.
Немножко отвисший животик совсем не портил ее фигуру. Наоборот, на ее худощавом теле он смотрелся вполне гармонично и уместно, придавая даже какой-то эротической пикантности. Ну а самое интересное, как назло, закрывало согнувшееся тело теть Светы.
Вдруг Сережкина мама резко выпрямилась, на мгновенье скрыв маму из виду, постояла секундочку и отступила в сторону. Я догадывался, что ТАМ у моей мамы с волосами все нормально, в отличие от теть Светы. На прошлой неделе, выходя из ванной комнаты, она на ходу запахивала халат. На какие-то доли секунды сверкнули ее белые трусики, но для меня этого было достаточно, чтобы заметить ее волосики, нагло выпирающие по бокам из трусов. Но то, что я видел сейчас перед собой — просто рвало мозг. Намокшие, скомканые — они безобразным жмутом, как пакля (длинной с мою ладонь) висели спереди, закрывая почти половину бедер. Ручейки воды стекали по них и струились по ногам. Неожиданно все скрылось из виду. Мамина рука, покрытая простыней, принялась витирать, доселе невиданное чудо. Нет, она не промакивала, как теть Света, а именно вытирала. Широкими, резкими круговыми движениями, как будто втирала там что-то себе. И, о чудо — вместо безобразной пакли там красовалась распушеная огромная копна черных волос.
— И когда ты уже побреешь это безобразие? Подстригла, что ли бы для начала — откуда-то сбоку раздался голос Сережкиной мамы.
— А для кого красоту наводить?
— Та хотя бы для себя.