Я был в изнеможении, с губ моего распахнутого рта крупными каплями стекала сперма, я хрипел что-то вроде «хватит, хватит», но кто-то сзади вновь ухватил меня за ляжки и стал впихивать свой жезл. Какой-то юноша с просвечивающим пушком на лобке тыкал мне в лицо свою розовую, нежную плоть, но я ее выталкивал языком, и в конце концов он лишь обрызгал мне подбородок. Тогда ко мне спереди подошел тот громила, что в самом начале так жестоко поверг мою спутницу на этот стол, и, взяв меня за щеки, отжал ладонями мою нижнюю челюсть вниз и впер мне в горло свой бугристый поршень. Я вдруг вспомнил, что мне все равно умирать и, главное, надо отключиться. Сердце мое билось в груди с такой силой, что, кажется, я раскачивался взад-вперед под действием его ударов, а не от остервенелых толчков в рот и в прямую кишку. Очередной маньяк у моей кормы принялся в такт своим совокупляющим движениям мастурбировать мой член. Когда громила спереди пригибал мою голову книзу, протыкая свое горячее мясо, кажется, мне до самых мозгов, я видел багровую головку собственного порядком истерзанного приятеля в обрамлении чужих рук. В один из таких моментов канал его выстрелил, и первые капли белой спермы долетели почти до подбородка девушки, но остальная порция вялыми соплями стекла вниз. Я впал в транс: если бы не два шомпола и не тискающие меня снизу руки, я бы упал плашмя. Потом вновь с неизвестно откуда взявшейся энергией я затряс головой, мастурбируя губами едва вмещающийся во рту пенис громилы, и яйца его прыгали перед моими глазами как баскетбольные мячи, брошенные в авоську. Я задыхался и летел куда-то странным образом, как-то наискосок, правым плечом вперед, и это продолжалось необъяснимо долго, но когда наконец его пенис подпрыгнул, выбрасывая первые каскады семени, где-то позади вдруг грохнули два выстрела.
До сих пор не знаю, как объяснить все последующее. Эти обезумевшие в животной страсти и от отчаяния надвигающейся смерти мужчины самым непостижимым образом в считанные мгновения превратились в стадо вспугнутых оленей. Они бежали почти с бабьими взвизгами, поднимая фонтаны брызг, сталкиваясь и опрокидывая друг друга и тычась в толкучке друг другу в бока и зады. Козел, терзавший меня сзади, неуклюже вытаскивая свою рапиру, — повалил меня на бок, и я упал почти без чувств в воду.
Посреди бара стояли три моряка из экипажа лайнера в полной форме, спокойные и холодные, и один из них, в офицерском кителе, держал в руке дымящийся пистолет и выкрикивал:
— Все по каютам! Все по каютам! Свиньи!
И они бежали от него, тряся телесами, карабкаясь друг-другу на спины у дверей.
— Все по каютам!
Я пребывал в удивительном состоянии. Тело мое лежало недвижимо в воде и я не знал даже, дышу я или не дышу, но в это время сознание мое, словно отделившись от этой измочаленной оболочки, витало под потолком помещения, прохладно и трезво наблюдая происходящее. Я подумал, что, наверно, я умер, но эта мысль почему-то только подогрела любопытство отвлеченно витающего в пространстве сознания.
После того как последние из охваченных паническим ужасом сатиров выскочили прочь, тот, что был в офицерском кителе, сухо приказал:
— Закройте дверь. Снимайте вон ту панель — под ней должен быть аварийный запас спасательных жилетов и несколько аквалангов, если этот козел-буфетчик их еще не пропил.
Потом он подошел к распростертой на столе девушке и, бросив на нее оценивающий взгляд, добавил:
— Экий карьер здесь эти жеребцы пропахали.
Я на него, наверно, произвел впечатление давно мертвого и уже холодного.
Матросы сняли панель, и под ней действительно оказалась ниша, забитая пробковыми жилетами и баллонами. Один из них поднес жилет и акваланг офицеру. Тот аккуратно положил пистолет на сухое место рядом с девушкой, потом стал методично снимать китель, рубашку, брюки и складывать их тут же. Матросы действовали гораздо менее церемонно, и один из них, уже в полном подводном снаряжении, начал отвертывать медные барашки у окна.
Поразительное дело, но я наблюдал все происходящее гораздо яснее и отчетливее, чем это обычно бывает. Кажется, у меня даже проявились некие уникальные способности: например, с того места, где я лежал, я не мог видеть пистолет офицера, но я непостижимым образом четко знал, где он находится, и даже почини явственно ощущал, какая шероховатая должна быть у него рукоять. Я раздельно, звук за звуком, слышал, как они переговариваются.
— Мы могли бы помочь выбраться этим бедолагам, вместо того чтобы загонять их в каюты, — говорил тот, что начал отвертывать барашки у окна.
— Ничего бы не вышло, — глухо отвечал офицер. — Паника — самая опасная вещь на море. Эти скоты просто смяли бы нас и передавили друг друга. У нас самих шансов не так-то много.
— Ерунда, — откликнулся разбитной малый, который принес офицеру жилет и акваланг, — всего каких-то пятьдесят метров. В войну подводники выныривали с подводных лодок с двухсот метров без всяких аквалангов, предварительно протиснувшись через торпедные аппараты. Молодец кэп, что успел направить нашу лоханку к этому островку, а то бы нам крышка, — бормотал он, продевая руки в ремни аквалангистского снаряжения, а в моем сознании отчаянно шевелилось: «Гады, гады, не сберегли судно, а теперь бегут, как крысы, а нас оставляют задыхаться, подыхать здесь! Какие гады! Неужели мы умрем?»
— А вам не кажется, — продолжал балагурить разбитной морячок, — что мы упускаем уникальнейший случай в морской практике? — Сейчас он, не отрываясь, смотрел в раскрытое перед ним лоно девушки, по-оленьи поводя ноздрями. — А? На глубине пятьдесят метров ниже уровня моря, в полном аквалангистском снаряжении? — Он приспустил трусы казенного образца так, чтобы резинка подпирала яйца, и предъявил к опознанию свою лиловую шишковатую колотушку. — Нет, я себе не прощу, если упущу подобный случай.
— Брось, — прохрипел тот, что стоял у окна, — ты что, взбесился?
Но моряк в офицерском кителе молчал, косо усмехаясь.
— Айн секунд, как говорится, моменто в море, — жуир ухмыльнулся и подмигнул зрачку своей раздувшейся, стоящей торчком дылды, и обратился к ней:
— Что, приятель, соскучился по белому мясу? Ничего, потерпи еще чуточку. — Он сунул себе в рот загубник акваланга и, отклоняя свой член вперед, стал заправлять его в вагину девушки.
В этот момент меня пронзила невыносимая боль — словно раскаленным прутком прикоснулись к моей промежности. Начав кричать еще в воде, я вскочил, точнее говоря, сел по пояс в воде, схватил пистолет и выстрелил в грудь насильнику. Тот отступил на шаг и упал в воду. Не переставая выть, я выстрелил еще два раза — в побледневшее лицо офицера и в голову моряка возле окна. Потом осатанело метнулся вперед, к бьющемуся в воде жуиру и стал рвать из его оскаленных зубов загубник акваланга. Схватив липкую от крови резинугубами, я сделал несколько вдохов кислорода. Блаженное полубеспамятство вскружило мне голову. Вполне отстраненно я пронаблюдал, как матрос, вываливая изо рта облачка крови, корчится под водой и замирает, сведенный последней судорогой. Почти теряя от слабости сознание, я снял с него пробковый жилет и по-настоящему надел акваланг. Сил открывать окно-иллюминатор у меня уже не было, и я попросту разрядил в него остаток обоймы. Отчетливо, словно в замедленном кинофильме, я увидел, как в толстом корабельном стекле возникли три аккуратные дырочки, между ними, соединяясь, зазмеились трещины, потом стекло вдруг раздробилось и водопад хлынул в помещение экс-бара, пенясь, расшвыривая табуретки, переворачивая и кидая трупы (кроме застреленных мною моряков здесь лежали, по крайней мере, еще тело бронзовоногого гиганта и перерезавшего себе горло долговязого), пустые бутылки. В сгущенной атмосфере я едва расслышал вскрик позади меня — поток воды, долетев до девушки, поднял ее и понес, ударяя о столы и захлестывая пеной, — суровое омовение древнего бога Нептуна. Я бросился следом в кипящее течение, поймал ее за лоскут разорванной рубашки, прижал к стене и сунул в рот загубник своего акваланга.
— Мы спасемся! — кричал я ей в ухо под ударами жестких соленых брызг. — Мы будем жить! — И чувствовал задыхающееся, хватающее живительный газ движение ее ребер и клокотание в горле.
Мертвого офицера закрутило почти возле нас. Я сорвал с него баллоны и надел на девушку. Когда помещение почти полностью заполнилось и все успокоилось, я замотал ее в два спасательных жилета и отбуксировал к разбитому окну, в которое уже совались любопытные рыбешки. Табуреткой выбил остатки стекла и вытолкал ее наружу. На это ушли последние остатки моих сил, и я повис, наполовину выбравшись из корабля и перевесившись через борт, Я не мог шевельнуться добрых минут пять. Девушка все это время висела возле меня, словно кокон, замурованный в толщу зеленоватого стекла. Возможно, она была опять без сознания. Наконец сосредоточившись, я оттолкнулся от шероховатой металлической обшивки погибшего лайнера, подхватил ее под мышки и, медленно, едва шевеля ногами, начал наше печальное восхождение вверх, к расплющенному изумрудному солнцу где-то там, в другом мире…