Он был неопытен и тороплив, но я поняла это уже после. А тогда все, что он делал, было мне по душе, я думала только о том, как хорошо мне в объятиях этого хрупкого мальчика, и, отдавшись ему, почувствовала легкую радость…
— Сколько же тебе лет, котенок? — спросила я несколько минут спустя.
— Двадцать…
— Двадцать?! А я думала, что совращаю малолетних… Эх ты, Мышонок, — я улыбнулась, потрепав его по волосам.
— Мышонок… Угадала: меня мама всегда тушканчиком зовет, лопоухий потому что.
Он негромко засмеялся. Мышонок — прозвище было для него самое подходящее. Я устроилась поудобнее у него на плече и закрыла глаза, как вдруг противно заскрипела дверь и в комнату снова кто-то вошел. Я с трудом сдержалась, чтобы не подскочить и не заорать: «Валера, мать твою так, да пошел ты на …!» И слава богу, что сдержалась: потому что это был не Валера. Это была голая Сэг собственной персоной. Она опустилась на корточки перед кроватью и потянула меня за рукав.
— Ты… это… пойдем к нам…
— Ты что, Сэг, с ума сошла?! За каким чертом?
— Ну, пойдем… чего ты ломаешься… Такой красивый мужчина тебя приглашает…
Абсурдность происходящего лишила меня даже возможности рассердиться. Я мягко взяла Сэг за плечи, как могла доходчиво объяснила ей, что остаюсь здесь и ни в каких оргиях принимать участия не собираюсь, и сориентировала ее лицом к двери. Она скорбно покачала головой,видимо, поражаясь моей непрактичности — как можно отвергать такого красивого мужчину?! — и ушла восвояси.
Мы с Алешей уже успели задремать, когда дверь заскрипела вновь. Вот теперь это действительно был Валера. Он, выругавшись, грубо тряхнул меня за плечо:
— Ну, ты, целка… Деньги давай.
— Какие еще на хер деньги?!
— На дорогу, какие… Тачку брать буду.
Мужики, способные попросить — тем более, потребовать — денег у женщины, у меня лично не вызывают ничего, кроме омерзения. Да и причин, по которым я должна была бы спонсировать этого отморозка, решительно не наблюдалось. Но возможность наконец от него избавиться, пожалуй, того стоила.
— Сколько тебе надо?
— Триста давай.
— Что-о?!.. — от такой наглости я едва не рассмеялась. — Полтинника хватит с тебя?
— Ну, давай полтинник… — согласился он с хмурой покорностью.
Я встала, нащупала в темноте сумочку и кошелек, в котором сиротливо болталось несколько десяток и оставшийся с вечера единственный полтинник, и протянула ему бумажку, словно ненароком продемонстрировав, что финансов у меня не густо. О трех тысячах, зашпиленных в кармане, знать ему было совсем не обязательно. Я открыла дверь, и он ушел, на прощание пообещав мне кровавую расправу в случае, если я все-таки решусь еще раз приехать в этот городишко.
— Иди-иди, — сказала я, усмехнувшись. — Любовничек…
И с наслаждением захлопнула дверь.
Вот это я сделала как раз зря, потому что шум снова разбудил Сэг… Она выплыла из своей комнаты, облаченная только во внушительных размеров плавки и растянутый лифчик с перекрученной бретелькой и нисколько не протрезвевшая.
— Т-ты… что здесь? — протянула она, зевнув, — Валера ушел? А Аня ушла? Я ее н-не об-бижала?..
— Нет, Сэг, Аню ты не обижала… Иди спи.