Как в полузабытьи, она сперва лежала, затем тщательно мылась под душем пытаясь смыть вернувшееся безрадостное прошлое. Сидела на краю кровати и изучала храпящего мужчину, ходила на кухню, кружила по дому, не находя места себе, бессонной от множества мыслей. Крутилась в постели и рядом с ним, горячим, и в другой комнате на диване — она так и не заснула.
— Ты не спишь, у тебя ресницы дрожат, и дышишь ты не как во сне, — растолкал он её, притворяющуюся. — Ты что здесь, телевизор ночью смотрела? Пойдем завтракать. — Саша… — позвала она его, уже скрывшегося за дверью. — Поговорим. Довольный, он вернулся: — Соскучилась? Хочешь о гастролях рассказать? Она отвела обнимающие её руки: — Нет… Нет… Я… уйти хочу. Отпусти меня, Саша! Дай уйти! Улыбка ещё держалась на его губах, а руки ещё продолжали её обнимать, но у него уже менялось выражение лица. — Саша, послушай… — Что-то случилось, — даже не спросил, а утвердительно произнес он. — Что же? — Нет… то есть… конечно, нет… ничего. — Раз ничего, то и говорить не о чем! Всё! Поговорили! Я — завтракать. Ты идешь? — он вышел. Безвольно лежа, она упрекала себя, что не так и не то говорила, и снова боялась, и позволила управлять собой.
Она оделась, собрала небольшую сумку и направилась к выходу. Она даже вышла из дома под его мрачным взглядом, но дошла только до ворот. Путь ей преградил шофер. — Вернитесь. Говорите с хозяином. Если он разрешит — пойдете. Он не велел мне вас… выпускать. Она вернулась и присела на пуфик у входной двери. Александр спустился и стал переобуваться. Хотел выйти, не разговаривая с ней, но она, пугаясь собственной храбрости, заступила ему дорогу. — Я хочу уйти… — пощечина свалила её на пол, сумка отлетела далеко в сторону. Пока он тащил её наверх в мансарду, она вспоминала, что подобное с ними уже было, да, давно ещё весной, когда она также хотела освободиться. Кажется, она даже стукнулась о тот же угол кровати, как и тогда, отшвырнутая им. Он встал над ней: — Если есть что рассказать — рассказывай! Она с опасением едва посмотрела на него, пытаясь взглядом не выдать себя. — Гастроли, значит… Осмелела! Сама скажешь, кто такой смелый, или я сам его вычислю? — Никто,… нет никого, — пугаясь его внезапной догадки. — То-то я смотрю: ночью как деревянная, и лицо опять недовольное… Хорошо потрахалась там, милая? Хотел шопинг тебе устроить — порадовать мою Лизаньку, чтоб лицо не кривила. Будет тебе шопинг! Он порылся в тумбочке и приковал её, неподвижную, как и тогда, наручниками к кровати. На её отчаянный вопль ему в спину «как же я тут весь день?» сперва, не слушая, вышел, затем, вернувшись, бросил в неё ведром, чуть не попав ей в голову. Она посидела немного в столбняке и заплакала.
Звонили дважды (её телефон остался в джинсах и не выпал). Директор, бывший любовник, осторожно пытался узнать, что у неё случилось, не может ли он чем… и наконец, походив вокруг да около, признался, что Александр материл его в трубку, требовал назвать имя актера, с кем она путалась на гастролях. На его оправдания, что он и не ездил на чертовы гастроли с труппой, не поверил, рычал, что с ним или без него обо всем узнает и грозил, что никому не поздоровится. Обещал позвонить ещё. Евгений прибавил, что она может положиться на него: он её не выдаст. Конечно, спросил, а что, у неё и правда, новый роман, помимо Александра. Уже переставшая плакать, она отключилась.
Она уже знала, чей звонок будет следующим. Встревоженная подруга интересовалась, может ли она помочь и насколько все серьезно. Она заметила, что не задавала Лизе вопросов, но если та хочет от неё помощи, то неплохо бы ей быть в курсе её быстро меняющихся мужчин. Перестав острить, та также рассказала, что Александр раздраженно расспрашивал и её насчет Лизы и предполагаемого любовника, на что та ответила, что актеры к Лизе близко не подходят, зная, с кем она живет. Александр смеялся, но произнес, что знает: все актеры врут ему и не сдают подругу. Ловкая Юля велела все рассказать; запинаясь и останавливаясь, Лиза сказала об Игоре. — Ясно: ничего не было, и хвалиться толком нечем! И этим «ничем» ты решила разозлить своего бандита!? Н-да… Я-то знаю, что ты дурочка наивная. Теперь все будут знать! Ну да ладно, надо что-то делать. И Юля ничтоже сумняшеся посоветовала ей вспомнить, кто она есть, и «включить актрису», раз уж, как это ни смешно, она это самое и есть. — Ты решила его проверить! Проверить! Ну, или пошутить! Поняла!? Не забыл ли он тебя?! Повтори! — кричала в трубку Юля. Догадываясь, как это будет звучать наивно и натянуто, Лиза на всякий случай повторила указания. Обещав звонить, девушка положила голову на кровать, глубоко задумалась о своей проклятой судьбе и, не спавшая ночью, задремала.
Она проснулась от звука его шагов по лестнице. Собралась с мыслями и приготовилась к худшему. Взглянув на телефон, увидела, что проспала много часов и уже вечер. Прислушалась к его шагам: они не были раздраженными. Он замешкался у входа перед тем, как подойти. — Устал… — сев, он вытирал пот с загоревшей шеи, не глядя на неё. Попил из бутылки, протянул ей. Она допила все. Взяв с кровати её телефон, проверил звонки: — Все отметились, никто не забыл! Договорились уже? Один — не был, не знаю; другая — её все боятся. Что ты будешь делать с вами, клоунами! И Лиза поняла, что опасность миновала. Положив руку ему на колено, она тихо, не останавливаясь, начала играть комедию про «соскучилась и пошутила». Коротким смешком перебив её, Александр снисходительно сказал, что устал и не хочет сейчас разбираться с ней, хотя она его разозлила и врет даже сейчас. Отцепив её и засмеявшись за дверью туалета, куда она тут же убежала, он позвал её посидеть около дома. Она спустилась.
На качелях каталась толстая Таня; она тут же соскочила и порывисто обняла Лизу. Расцепив объятия, деловито вновь села на качели и приказала катать её. Отец, было, рыкнул на неё, но девушка, коснувшись его локтя, послушно взялась за цепь. Таня была неутомима: измучила Лизу качанием и разговорами. Отец пару раз велел ей замолчать и не донимать их, но девочка без устали рассказывала, куда они с мамой скоро поедут, и удивлялась Лизе, ни разу не бывавшей ни в Турции, ни в Египте. Утомленная девушка повела девочку в дом поиграть на пианино перед сном; оглянувшись, позвала и мужчину. Около часу, серьезно и дурачась, пианистки развлекали Александра игрой. Он, кривовато улыбаясь, невнимательно слушал, поглядывая то в стену, то на них. Наконец велел Тане идти спать, прикрикнув на закапризничавшую девочку, что «её Лиза» сейчас придет к ней. — Поиграй мне, — попросил её. — Ты хочешь что-то определенное? Он иронично взглянул на неё: — Тебе имена назвать? Что-нибудь негромкое, а то оглушили просто обе…
Лиза играла мелодичные песни из кинофильмов иностранных композиторов 2-й половины 20 века. Она их любила за отраженную в них задумчивость и возвышенность эмоций. — Я их все где-то слышал, — произнес любовник, встав у неё за спиной. Не стоило объяснять, что эти мелодии близки по духу ей, совершенно непрактичной и романтичной, но внезапно он произнес: — Они на тебя похожи… как ты… другие… Положил ей руки на плечи и подтолкнул, остановившуюся: — Играй… Взволнованная, она играла, догадываясь, как на него подействовала музыка. Позже мужчина сел рядом на танин стул и дернул её к себе на колени. Уткнулся лицом ей в грудь и крепко прижал к себе на какое-то время. — На Таньку — 5 минут! Приходи!