Пока мы ехали, я боялась, что ее стошнит в машине. Мое состояние было не лучше. Во мне появился ужас. Я столько раз ходила по этому лесу. Если бы меня затащили в те кусты. Что я могла бы сделать.
Еще с ужасом думала о том, что начнется, когда я приведу ее домой.
Я решила отсрочить этот момент и дать ей хоть немного прийти в себя. У меня дома никого не было, завела ее в ванну тут ее начало рвать я притащила чайник и стакан, она пила и рыгала. Ужас. Потом я заставила ее с себя все снять и залезть в ванну. Она не сопротивлялась. Ее вещи я закинула в стиралку на быструю стирку. Она сидела в ванной вся в пене (я туда налила пену для ванн). И дико смотрела на меня. Я спросила: сама сможешь помыться.
Она кивнула, я вышла и вернулась через полчаса с полотенцем. Она стояла под душем, закрыв лицо руками. Я спросила:
— Ты помылась?
Она вылезла, вытерлась и вышла в халате моего папы. Я гладила ее вещи, а она сидела в кресле и смотрела в никуда, потом с таким же взглядом оделась и посушила волосы феном. Я собралась ее проводить. Она сказала:
— Не надо. Я сама.
До школы я ее не видела. А первого сентября сразу и не узнала. Она сменила имидж — постриглась промелировалась и была в классном брючном костюмчике. Вела себя нормально была веселой со мной поздоровалась по быстрому не смотря в глаза.
Так все и шло весь сентябрь. Где-то в начале октября она вдруг позвонила мне. Я сидела, делала уроки, и удивилась. Она спросила:
— Ты одна? Можно я приду?
Виду нее был хуже некуда, как тогда когда она от меня ушла в тот день.
Она сидела в кресле и все не могла начать. Я попробовала помочь:
Ты из-за того дня?
И тут ее прорвало. Она рыдала:
Не могу, не могу больше. Я не сплю, не хочу жить. Я кое-как ее успокоила. Налила валокордина.
Она сидела, смотрела на меня дико как тогда в ванной.
Я сегодня хотела выброситься из окна. Если бы мать была дома, все бы ей рассказала. Я обняла ее за плечи:
— Я решила, что ты смогла забыть.
Она странно засмеялась:
— Забыть? Я боюсь всех мужчин, меня начинает тошнить, когда они рядом.
— Ты же не в чем не виновата?
— Но кто — только я. Дура.
Ее трясло, я завернула ее в плед и налила чая.
Она смотрела на меня как-то виновато:
— Ты же не знаешь что было.