— А ты сам в Бога веришь?
— Нет, хотя и знаю, что он есть.
— Почему же ты нарушаешь его заповеди?
— Какие?
— Ну, не прелюбодействовать, например. Как там: «Не возжелай жены ближнего своего».
— Вот именно «ближнего»! — Попытался слукавить папа. — О жене «дальнего» ведь не сказано ни слова. Кстати женщинам, кроме того, что она должна убояться своего мужа, вообще ничего не заповедано.
— Ты хочешь сказать, если у меня нет мужа, я безгрешна?
— Да ты просто ангел, достаточно на тебя взглянуть. Кстати, интересно, как у тебя это происходит. Предположим, ты видишь мужчину, получаешь сексуальный импульс, и все — у тебя сразу возникает потребность овладеть им?
— Ну, что-то вроде того.
Папа вспомнил оценивающий взгляд дочки, при их первой встрече и понял, что стал очередной галочкой в списке дочкиных побед. С одной стороны, ему было приятно, что он сексуально привлекателен для женщин, а с другой, не каждому понравится быть одним из, а не единственным инеповторимым.
— Почему ты изменяешь? — спросил он дочку со смешанным чувством ревности и любопытства. — Что это, потребность твоего тела или стремление к эмоциональному контакту?
— Думаю, и то, и это, — совершенно искренне ответила дочка, и направилась к выходу из монастыря. И папа больше не стал ее мучить своими расспросами. ачинало вечереть. Они сели в машину и не торопясь поехали по вечернему городу. Внезапно дочка тихо охнула и схватилась за свой живот, светлой полоской блестевшим между короткой кофточкой и юбкой.
— Что с тобою? — обеспокоено спросил папа.
— Нет, ничего, уже отпустило, — дочка откинулась в кресле и закрыв глаза на несколько минут замолчала.
«Несчастное дитя», — подумал про себя папа. Он вспомнил слова американца о состоянии здоровья дочки. В шестилетнем возрасте ей делали прививку и грязной иглой случайно занесли вирус гепатита. Теперь ее печень была обречена. Ее разрушение — это только вопрос времени. При этом, дочке абсолютно нельзя пить, и что она просто обожала делать.
— Тебе чего-нибудь хочется? — спросил папа
— Знаешь, чего я сейчас хочу больше всего на свете?
— Чего? — поинтересовался он, зная наперед, что выполнит любое ее желание, даже самое необычное.
— Воблы с пивом…
Папа удивленно посмотрел на дочку. Впрочем, он тут же вспомнил, что это совершенно естественное желание для всех беременных и русских американцев наесться соленой малоблагородной рыбы. У беременных это потребность тела, а у эмигрантов потребность души.
— Нет ничего проще, — сказал он и свернул к одному из городских вокзалов, где на импровизированных рынках всегда можно найти воблы и пива к нему.
Кроме рыбы и пива дочка неожиданно попросила купить и полное собрание сочинений Гюго, которое тут же продавал с рук какой-то спившийся интеллигент. На вопрос папы, зачем ей Гюго, если она завтра уезжает, дочка ответила, что она возьмет книги с собою, так как не уверена, что прочла его всего. Вот такое странное сочетание инфантильности и сумасшедшей начитанности представляла из себя эта девочка.
Любое потребление пива совместно с соленой закуской требует либо великолепной компании с задушевной беседой, либо великолепного вида перед глазами. Папа любил и то, и другое, поэтому он направил автомобиль на Воробьевы Горы. Смотровая площадка — самая высокая точка Москвы, как всегда была полна туристами, влюбленными парочками и просто зеваками. Устроившись на заборчике из красного мрамора, за которым лежала горящая множеством огней под звездным небом красавица Москва, папа ловкими движениями, знакомыми с детства, когда его собственный отец впервые угостил его пивом со спинкой воблы, разделал рыбу и открыл пиво для дочки. Та, как маленький проголодавшийся грызун, своими острыми зубками впилась в лакомство.
По всему было видно, что ей нравится, когда вокруг так много людей и событий. Например такое: невдалеке расположились две симпатичные девушки с бутылкой шампанского на двоих. Не успели они ее допить, как к ним подошли два молодых человека, по виду свободные художники, и попытались завязать знакомство.
— Посмотри, они их снимают, — толкнула в бок папу дочка.