Как всегда в первый день менструации, Она чувствовала себя хуже не-куда. Несмотря на это, пришлось засидеться на работе дольше обычного и возвращаться домой затемно.
Впрочем, из окон метро это было незаметно.
Она дождалась, пока освободится место на лавке, и уселась на нее, не обращая ни малейшего внимания на других желающих. У нее кружилась голова и подкашивались ноги, она текла, как Титаник, и была совер-шенно не виновата в том, что по привычке выглядела лучше всех.
Она раскрыла книгу и заснула над ней прежде, чем успела перевернуть страницу. Уши, отключаясь последними, еще успели услышать: «Осто-рожно, двери закрываются… Следующая станция…» Механический жен-ский голос заткнулся на полуслове. Она провалилась в сон.
Проступок станционной смотрительницы, прозванной в народе «крас-ной шапочкой» за служебную деталь туалета, объяснить нельзя. Из-вестно, что ее обязанность — обезлюдить поезд перед тем, как отправить его в депо. Почему на сей раз она прошла мимо спящей красавицы, оста-нется неизвестным. А ведь прошла. И даже покосилась на девку. И даже будто бы оглянулась воровато. Но шаг не замедлила и просигналила, как ни в чем не бывало, что поезд свободен. Так-то…
…Она проснулась от того, что кто-то потрогал ее за плечо. Она открыла глаза и захотела открыть их еще раз, потому что вокруг было абсолютно темно. Второй раз глаза открываться не захотели, и пришлось довольст-воваться тем, что есть. Рядом никого не оказалось.
Темнота проявлялась, как фото. Сначала заблестели перила, потом поя-вились окна. Пустые вагоны казались в темноте огромными. Редкие лам-почки на стенах тоннеля отбрасывали в разные стороны мохнатые голе-настые тени.
Постепенно зрение привыкло к темноте достаточно, чтобы хорошенько разглядеть ситуацию и ужаснуться ей. Одна, ночью, в пустом запертом вагоне, который подадут на линию не раньше завтрашнего утра. И, самое омерзительное — эта набрякшая кровью неподвижность, страх одним движением расплескать все, что накопилось в трюме. Плюс, извините, малая нужда, которая через полчаса превратится в сущую пытку.
Она бы расхохоталась от безысходности, но побоялась делать резкие движения. Поэтому просто засмеялась шепотом.
— Доброй ночи. Как спалось? — сказал вдруг механический женский го-лос. Тот самый, который записан на кассете и объявляет названия стан-ций.
— Хуже некуда… — Она почему-то не только не испугалась, но даже не удивилась. Все происходящее спасительно смахивало на сон.
— Жаль, — в Голосе не прозвучало ни одной эмоции. Он звучал громко, отдаваясь по всем вагонам.
— Мне тоже жаль. — Она посмотрела вокруг лукаво, как Алиса. — А ты кто?
— А ты кто? — повторил Голос. Он сел на полтона, как бывает, когда магнитофон «тянет» пленку.
— Я — никто.
— Я — никто, — повторил Голос. И зачем-то добавил:
— Станция «Парк Культуры».
— Откуда ты знаешь? — спросила Она.
— Следующая станция — «Октябрьская», — сказал Голос. — Я умею вы-полнять желания.
— Любые?
— Да.
— Отвези меня домой.
— Не могу, — Голос снова сел. — Двери закрываются.
— А говоришь — любые.
— Любые, — повторил Голос и снова добавил: