— Не слишком грубо, mon cher, но и не слишком нежно Тут несколько иная постановка кисти
Никитка громко пустил ветры.
— Пошел отсюда! Еще раз голову напомадишь — побью.
Почувствовав себя снова в фаворе, Никитка обнаглел пуще прежнего. Настасья пришла жаловаться: у нее опять пропала мелочь.
— Он тебе хоть на кухне помогает? Пол языком чистит? Помои руками выскребает?
— Какие там помои! Давеча дала ему гуся ощипать, так он отказался! Ногти, говорит, обломаю.
И верно. Во внешности Никитки произошли разительные перемены. Раньше, помнится, его невозможно было заставить шею помыть. Теперь благоухает духами. Как-то раз я обнаружил у него в волосах вплетеную ленточку. Что бы это могло значить? Я сделал вид, что ушел на службу, а сам через черный ход тихо вернулся домой. Мой маневр остался незамеченным. В зале я услышал голоса и смех. Подкрался и заглянул в неплотно притворенную дверь.
Эжени в лучах утреннего солнца стояла посреди комнаты. В руках у нее горело и сверкало что-то нестерпимо яркое, алое.
— Вот, Ники, примерь. Я тебе по вороту стеклярусом обшила, а по кайме — тесемкою.
Никитка, встряхнув кудрями, принял у нее из рук шелковую рубашку.
— Спасибо, барышня! Ручки у вас чистое золото!
— Нет, ты примерь сейчас. Мне надо посмотреть — впору ли?
Мелькул белоснежный торс моего Ганимеда и облекся струящимся алым шелком. Эжени деловито оглаживала его плечи.
— Вроде бы впору. Ну-ка, повернись.
Никитка взметнулся, взвизгнул по-бабьи и пустился в пляс:
— Аиии!
— Постой минутку спокойно, не мельтиши!
А тот поднял её на руки и закружился по комнате. Она отбивалась, болтая в воздухе ногами, заливаясь смехом. Хохоча, они вместе упали на софу.
— Ох ты и растрепа, — отдышавшись, вымолвила Эжени, — дай причешу.
Она достала из кармана гребешок и принялась расчесывать никиткины кудри. Тот, мурлыча, положил голову ей на колени.
Я уже не знал, кого из них я ревную больше. Как будто почувствовав мои мысли, Эжени опустила гребень и вздохнула.
— Барышня, милая, что вы так вздыхаете?
— Тяжело мне, Ники. Грустно Да ты не поймешь.
Никитка серьезно поглядел на нее.
— Чего тут не понять? Была барышня — стала блядышня. Ясное дело — тяжко.