Она вошла в кабинет и нечаянно задела стопку бумаг на краю стола у входа. Нагнулась, чтобы собрать листы, повернувшись спиной к столу Михайлова. Он с удовольствием и беззастенчиво рассматривал оголившуюся загорелую спину и верхний край колготок с черными трусиками под ними, выглядывавший из-под черных брюк. Его всегда забавляла эта манера секретарши носить колготки под брюками. Зато, когда доходило до секса, ему начинало казаться, что она нарочно так одевается для этого случая. Наверно, так оно и было. Потому, что это всегда были не просто какие-нибудь, а красивые дорогие колготки. И она очень часто, уже сняв обувь и брюки, вдруг находила предлог, чтобы опять надеть короткие сапожки на шпильке и остаться в футболке или свитере и своих шикарных колготках, заманивая его их блеском и изящностью каблучков. Михайлов чувствовал, что она пытается управлять им. При этом он сам считал, что надо поощрять это стремление в красивой любовнице. Главное, сохранять контроль над ситуацией. Периодически повышал зарплату, непременно прямо во время секса в кабинете. Мелкие подарки, путевка в Турцию (без шефа).
— Полина, ты обедала? Нет? Поехали к «Иванычу». А потом, пока нет пробок, съездим, посмотришь на мой строящийся коттедж, ты же давно хотела.
Коттедж был примером классической незавершенки. Коробка полностью готова. Входные двери и стеклопакеты вставлены. А вот полы, потолки, межкомнатные двери и стены отделывать даже не начинали. Рабочих не было видно. Михайлов не очень-то спешил с этим строением и, как выяснилось, отпустил всех на неделю. Однако, увидев на полу толстый и широкий поролоновый матрац с постелью, Полина поняла, что домой ей сегодня вернуться не светит.
— Это я тут в субботу ночевал, — сказал Михайлов, как бы извиняясь.
Ночь была классная.. Михайлов открыл глаза, когда Полина, уже одетая, сидела на краю постели с тюбиком помады в руке.
— Блин, как я люблю смотреть, как ты это делаешь! Ну, сними брюки!
Она с готовностью расстегнула молнию, но вдруг остановилась, положив руки на бедра.
— Ну, давай же, медленно и осторожно, чтобы не порвать, — сладострастно пропел Михайлов. – А теперь сапожки. Надень их.
— Любишь мои сапожки?
— Очень! Давай, пройдись в них к окну.
— Только с условием, — она сделала паузу, — ты поцелуешь мои ножки, когда я их надену.
— Я думал, опять оклад повысить. Легко, поцелую с удовольствием.
Она была хорошим секретарем, грамотно писала, умела разговаривать с людьми, все понимала с полуслова. Но таких немало. До этого Михайлов часто менял секретарей, а вот Полина привязала его к себе прочно и надолго, сразу, завершив первый же рабочий день замечательным минетом. Причем начальник кадров, как водится, навел справки на прежних местах ее работы. Она имела репутацию девушки сдержанной и строгой, хотя и раскованной в манерах и одежде. «Чтобы радовала глаз»,- подумал Михайлов. А она сразу раскусила в нем самца, жадного и энергичного. На этот раз она опять удивила его, проявив некоторые диктаторские наклонности, непривычные для Михайлова в женщине. Выполняя обещание поцеловать сапожки, он вдруг столкнулся с непримиримым до истерики (ты не держишь слово) желанием засунуть ему в рот каблучок и заставить облизать пятку. Потом, играя, она крепко поцеловала его в ягодицу. Когда же он предположил, что она совсем рехнулась, Полина стала упрашивать дать ей почувствовать, как ему больно, и поставить ей засос на задницу. Михайлов послал ее на фиг и ушел в сортир, точнее в будущий сортир, в котором из аксессуаров был только временный унитаз для строителей. Он уселся поудобнее, и тут в дверном проеме нарисовалась Полина. Она ловко взгромоздилась к нему на колени, приблизила лицо к лицу и стала целовать в губы.
— Ну, прости, прости, — она сползла на пол, целуя его живот и ноги, практически засовывая голову между ног в унитаз.
— Милая моя извращенка, такая ты мне все равно, даже нет, еще больше нравишься.
Полина нежно взяла двумя руками его правую руку. И вдруг он почувствовал прикосновение чего-то металлического к руке, услышал щелчок, и Полина тут же, оттолкнув его, вскочила на ноги. На руке был наручник с цепочкой, банально прикованной к горизонтальной трубе. Он попытался вскочить, но длина цепочки была такова, что он не смог выпрямиться, даже опустив руку вниз. Так и остался с невытертой задницей голый и на полусогнутых. Полина резко вышла и, не отвечая на его угрозы и проклятья, зачем-то копалась возле постели, потом выскочила на улицу. Он услышал шум отъезжающей машины. Михайлову было… Противно?… Неловко?… Страшно?… Не подобрать слово. Просто было хреново. Наручник, цепочка и труба были настоящие, сломать что-либо, как это делают герои фильмов, не удавалось. И вдруг в пыли за унитазом он увидел мобильник. Это был не его и не Полинин телефон. Рабочие забыли что ли? Он взял телефон и задумался, кому звонить. Не заму же по безопасности ил кому-нибудь из сотрудников. В его положении оставался только, как говорится, «звонок другу». Колька, сосед по парте, был сейчас простым водителем маршрутки, но это был единственный человек, с которым Михайлову было легко общаться. Единственный, кто мог приехать, привезти одежду и инструменты, никуда не заглядывать, ничего не спрашивать и тут же уехать. «957…» Начал набирать Михайлов. Черт! Кнопки не работали. Ничего не помогало. Индикатор заряда показывал полную зарядку. Рабочие ушли три дня назад. Да и не могли они не вернуться за телефоном. Это трюк этой суки. Она подготовилась, заранее прикрепив цепь с наручником к трубе. Телефон оставила она.
Действительно, через полчаса раздался звонок. «Долго в цепях нас держали…» — мелодия конкретно обозначила звонившего.
— Ну? – спросил Михайлов.
— Не мерзнешь?
— И зачем ты все это затеяла, сука?
— А ты бы сам позвонил и спросил. Аппарат не работает? Ну, я скоро приеду, починю, шеф! Такой вот ненадежный аппарат. С ним это бывает, работают только входящие звонки и две кнопки быстрого набора. Один – это мой номер, два – это твоя жена.
Утро сменил день, день сменил вечер. Михайлов тщетно боролся то с цепью, то с телефоном. Настройки были не доступны. Он даже не мог посмотреть, определяется его номер или нет. Он был человеком решительным и пошел на риск. План был прост. Спросить жену высвечивается ли его номер. Если да, то пусть Николай позвонит по этому номеру. Если установлен запрет определения номера, пусть начальник безопасности пробьет его через операторов сотовой связи, и, все равно, звонить должен только Николай. Он набрал двойку. Звонок приняли, но молчали. Что там эта сука устроила в городе? Михайлов позвал жену по имени, жестко потребовал ответить. И вдруг услышал злорадный женский смех.
— Похоже, тебя прижало? – смеялся чей-то очень знакомый голос, — мы с Полиной скоро приедем. Ты, про какую жену думал? Это я теперь буду твоей женой, точнее ты будешь моей.
Михайлов, честно говоря, порядком измучился, и к утру, склонив голову к унитазу, задремал. Он очнулся и обречено посмотрел на видавшее виды чудо сантехники. Это, в общем-то, неплохо быть узником в туалете, хотя бы с точки зрения санитарных условий. Но, если не есть вполне можно несколько суток, то пить хотелось болезненно. Он зачерпнул ладошкой воду из горшка и смочил губы. За спиной внезапно раздался смех.
-Поспал, теперь нужно попить.