Водитель, мужик кавказской внешности, лихо вез Настю по улочкам города. Наконец, остановился возле большого дома на окраине парка, огороженного высоким решетчатым забором. Настя прочитала название на табличке у ворот, висевшую еще, по-видимому, с совдеповских времен. «Интернат имени Клары Цеткин». В ее пути из Москвы таксистом этого провинциального городка была поставлена точка.
— Спасибо, — сказала Настя, роясь в сумке для расчета с кавказцем.
— Родствэнницу прыехали провэдать? — спросил вдруг таксист, и посмотрел куда-то вниз. Настя поймала его взгляд на своей юбке, в дороге она задралась выше колен, оголив ее стройные привлекательные ноги. Резким движением Настя поправила юбку, быстро нашла мелкие деньги и протянула бесцеремонному таксисту.
— Я приехала сюда работать, — холодно ответила она.
— Интернат Клары Целкин, — выдал вдруг кавказец, делая акцент именно на замененную букву в последнем слове — фамилии некогда известной революционерки. Развязанность этого хача возмутила и одновременно поразила ее. Отметив Настину реакцию, таксист пояснил. — У нас его так называют.
— Почему? — нашла нужным переспросить удивленная Настя.
Таксист в ответ осклабился в какой-то липкой улыбке и произнес в ответ лишь одно.
— Блядюшник.
Похабное слово противным скрипом прозвучало у Насти в ушах. Отдало мурашками отвращения по спине. Но одновременно будто повеяло каким-то запахом — тем, который выделяют смешанные женские и мужские тела. Запах похоти. Такая характеристика заведения, ее будущего места работы, от местного жителя вызывала вопросы. Она ничего больше не уточняла у этого простого в выражениях водилы, который тем не менее любезно помог ей вытащить чемоданы.
— Я сама, — отсекла Настя предложение донести ее вещи до дверей здания. Взяв в руки два чемодана, она уверенной походкой прошла по аллее, но спиной чувствовала, как кавказец разглядывал сзади ее походку, длинные, притягивающие мужчин, ноги, аккуратную выпуклую попку. «Хамье», — подумала Настя о водиле, и переключила свое внимание на цель ее поездки — женский интернат. Серые стены выражали одиночество жизни здешних девчонок, растущих без родителей. Лестницы и коридоры были пустыми, шли уроки. На стенах везде висели рекламные плакаты «Виктор Глебов — наш мэр!»
Директор интерната, Андрей Петрович, мужик под пятьдесят, был похож на шерифа с американских вестернов. Встретил ее приветливо, осмотрел с ног до головы. Оценивающе. К такому взгляду Насте было не привыкать.
— Ну что ж, спасибо столице, что смогла выделить нам педагога. Признаться удивлен, что такая молодая девушка согласилась на распределение в нашу глушь, но одновременно и рад. — начал приветственный монолог Андрей Петрович, скользя взглядом по Настиной груди, выпиравшей из-под тоненькой кофточки. — С местными учителями дефицит. Преподавателя по русскому уже нет два месяца, уроки заменяла ваша коллега по истории, ну сами понимаете… Так что вы как раз вовремя. — И продолжил. — Начнете со старшеклассниц. Жить, пока я решу через исполком вопрос по выделению муниципального жилья, предлагаю вам здесь, в интернате, с девочками, дам отдельную комнату. Уверяю, это будет временно. Вы не против? — переспросил директор, ожидая возражения.
— Нет, я согласна, — поспешила заверить Настя. — Когда я могу приступать к урокам?
— Да хоть сегодня, — сказал директор. — Девчонки славные, проблем у вас с ними не будет. Дисциплину держим. Хотя многие из воспитанниц, конечно, с трудной историей. С обеспечением едой и одеждой тоже, слава Богу, все в порядке. Интернат опекается лично мэром города, вдобавок, спонсируется нашим местным ткацким комбинатом. Это самое крупное предприятие в регионе — гигант, можно сказать. А девочек наших после завершения образования мы отправляем на комбинат — ученицами. Там их готовят и трудоустраивают как ткачих.
Это повествование директора напомнило Насте интервью простодушного чиновника об успехах для публикации в местной газете. Но Настя ощущала, за этой простотой Андрея Петровича скрывается нечто другое. Простаком он не был.
Через час он ее представил ученицам 11го класса как учительницу русского языка и литературы. А также, как их нового классного руководителя. Настя была ненамного их старше. Девчонки, юные, но уже испытавшие тяготы судьбы, с интересом разглядывали новенькую. Никакой ребенок не будет жить в этом интернате, если с его родителями все хорошо. Лица девушек — самые разные, симпатичные и по-настоящему красивые, объединяло одно, то, что Настя уловила сразу. Самостоятельность, даже какая-то… взрослость. Они отличались от девчонок, которые росли в семьях. Настя сразу же захотела начать свой первый урок. Директор ушел, и она приступила. Коротко рассказав о программе обучения русскому языку и литературе, Настя дала первое задание.
— Предлагаю написать сочинение на тему: «Моя жизнь после интерната». Опишите все свои планы, и чего вы хотите добиться, — объявила Настя своим ученицам. — Не стесняйтесь пофантазировать о своих будущих успехах.
— А будут успехи? — с насмешкой переспросила одна из девчонок. Настя обратила на нее внимание. Чернявка, с короткой стрижкой и яркими темными, как два уголька, глазами, скептично смотрела на Настю.
— Конечно будут, — уверенно ответила педагог. — Ведь это твоя жизнь, твоя дорога.
— Дорога у нас отсюда ОДНА, — заявила «чернявка». Непонятно, что она имела ввиду, но жесткость с ноткой обреченности задела Настю. От этой фразы отдало холодом, класс молчал.
— Как тебя зовут? — доброжелательным тоном спросила она ученицу.
— Таня, — озвучила девушка.
«Во многом же мне придется их убедить», — подумала Настя. — Танечка, я верю, что свою дорогу выберешь именно ты, — сказала учительница.
— Да ладно, Кнопка, пиши, о чем сказано, — добавила в поддержку Насти кто-то с девчонок.
— Почему Кнопка? — уточнила Настя.