От невероятного и очень быстрого кайфа прикрыла глаза и Катюша. Словно легчайший розовый дым пеленою окутал всю её с ног до головы. Она будто бы куталась в нём, вертясь на диване всем телом и лишь едва не отрывая щекотно-безумствующей пизды от морды упивающегося счастьем Бермудда. Резинка трусов чуть не рвалась и сильно врезалась в нечувствующие её пальцы, когда Катеньку будто слегка подкинуло жопой вверх, Бермудд остался где-то внизу, а она вся от кончиков пальцев на ногах до пронизываемых нежным током волос на голове затряслась в охвативших её спазмах оргазмо-конвульсий… «А-ах!», воскликнула Катенька, кончая всё разом, и рухнула со своего прогнутого мостика на диван и Бермудда. «Мяу… «, Бермудд, чуть протрезвев, выбарахтался из-под неё и покинул диван.
— Ах-ах-ах! — раздалось сочувственным затихающим эхом ей в ответ.
Катенька едва перевела взгляд из океана своей эйфории по направлению этого постороннего, но почему-то не вызвавшего никакого опасения в ней звука-голоса. На столе среди газет сидел какой-то сказочно-мультипликационный персонаж напоминавший всех петрушек и буратин из детски весёлых картинок одновременно. Нос у него, правда, был вполне нормальный, но по всему периметру одеяний были разбросаны самые психоделически разнообразные цветы. Вся же телесная конструкция явно указывала на руки национальных умельцев: живая игрушка всеми своими потешными шарнирами вызывала одно лишь ассоциациативное определение — «по пояс деревянный».
— Ты… вы… кто? . . — Катенька с трудом пыталась проморгаться на совершенно уже не приличествующее её возрасту иллюзорное отклонение от реальности, вывалившееся, похоже, из каких-нибудь гостей у сказки.
— Открывашка! — просто представилось разноцветное явление. — А ты кто думала — хуй?
— Х… как?! — Катюша в возмущении окончательно пришла в себя: такие слова при ней не позволял себе произносить даже Вовка, которому общей любимицей прощалось куда больше, чем остальным.
— Да хуй его знает как… — оживлённо откликнулся в готовности изложить всё что потребуется сказочно-хулиганский персонаж. — Назвали так — Открывашка. Вот и сижу… Что — понравилось? Знаешь скольких таких откупорил?
— Что… понравилось? — Катюша пыталась срочно встретиться с доводами разума, но тут заметила болтающуюся на ухе изукрашенного типа болтающуюся стальную клипсу «серп-и-молота», и догадка мгновенно озарила её. Сразу стало всё очень ясно, волшебно и… стыдно. — Как — «откупорил»?
— Чего — «Как»? Я ж придуманный для того! Чего же тут сложного? Банке какой-нибудь сельдяной-жестяной, полнообъёмной дно вскрыть или у проститутствующей по стеклотарным заводам бутылки по второму десятку раз уж на неё наложенную девичью доблесть с узкого горлышка одним щелчком снять так чтоб стёклышко взвизгнуло… Или уболтать трёхлитруху покатую, смять преграду ей больше ненужную, да влезть в её солоно-сладкие сочащиеся нежным соком поалевшие помидоры… Или сгущёнку вовсе себе ещё глупую кропотливо и бережно проковырять до разлива липких слюней её по её же губам… Или банке с кабачковой икрой всадить и устроить совсем уж отклонённый от нормы в брызгах конфуз на весь кухонный стол… Много разного безобразиев я люблю! . . Тебя-то будем ебать?
— Не надо! — взвизгнула несколько неоправданно Катенька, словно смешной болтун-персонаж и на самом деле мог спрыгнуть со стола и начать сексуал-домогания.
— А чего ж тогда совала в дыру меня? Спасибо, кстати, и благодарность, как фее-волшебнице — это я из-за тебя превратился в теперишнего. Мне так нравится. Из одной благодарности могу дрюкнуть… Как — хошь?
— Так ты — открывачка?! — Катюша медленно снималась с тупик-тормозов. — Моя открывачка? А почему же весь разрисованный — у меня открывачка простая была…
— С ложками хохломскими делали и с досками для капусты. Вот и цветной. Поебать тебя?
Похоже было на то, что куда бы не ехал в своих размышлениях этот шарнирный комик, выезжал он всё время к одному и тому же своему вопросу.
— Не будем, я — девочка! — не выдержала его напора и сердито всё разъяснила одним махом, надув губки на его хамство, Катенька. — И вообще, как тебе не стыдно, Открывашка? Мы знакомы с тобой первый день, а ты говоришь такие слова и всякие гадости?!
— А чего же тут ждать! — искренне удивился хохломской девиант. — Ебаться обоим-то хочется, у всех всё стоит так, что не до прелюдии. Сунуть тебе?
— Что… стоит? — неуверенно заинтересовалась Катюша, почувствовав вдруг, что трусы на ней под халатиком заново предательски мокрые.
— Да вот что стоит… — деревянный человечек крайне непристойно заковырялся в мотне своих бирюзовых шортиков. — Вот — побратим-открывашка мой! Как мыслишь — без смазки войдёт?
И он с гордостью уставил на Катеньку из-под своего животаточную копию её родимой открывачки, которую полтора часа назад она со всей осторожностью, но очень усердно запихивала себе в пизду… Этот небольшой деревянный хуй покачивался под животом ухмыляющегося во весь буратинский свой рот Открывашки, а под стволом ещё были подвешены два цветастые в тон хозяину киндер-сюрприза — его шоколадные яйца.
— Нет! — в последний раз строго предупредила своего баламута-гостя Катюша.
— Нет, так нет… — спрыгивая со стола и отвинчивая крышку с тюбика детского крема, проговорил деловито-озабоченно Открывашка. — Тогда смажем, конечное… Смажем и сможем, так ведь?
От его бесцеремонной нахрапистости у Катюши вспотели коленки. Она ещё пыталась отталкиваться от прущего к ней между ног малыша-Открывашки, но он всё более уверенно брался за жопу её, мял халатик и в конце концов порвал на письке трусы.
— Ах! — Катенька с ужасом взирала на то, как фигуристая с загогулиной на конце деревяшка медленно влазит в её голые волосатые губки.
— Ах-ах-ах… — затихающим эхом исполнен сочувствия ей вторил наглец-Открывашка, просовывая всё дальше и дальше, на самую глубь своего деревянного родственника. — Добрало? Дёна дно?
Со вздымающейся от дыхания грудью Катенька замерла, прикрыв до половины глаза и наблюдая, как начал шевелиться, потихоньку убыстряясь, в ней стержень-деревяшка туда и обратно. В животике всё согревалось так, будто в ней находилось что-то действительно мягкое и живое…