— Мочи его! — Хищно пискнул Витруха, пацаны подмяли Семена и принялись пиздить ногами, но босиком-то это делать неудобно:
— Айда в прихожую, наденем говнодавы! — Бросил клич Зибунок.
— Да вы чё, ребят? — Катя по-взрослому оглядела разгоряченных юношей.
— А ты, сука: — Мигунчик схватил её за чёлку, опрокинул на пол, ударил коленом в голову, — Мопед! Дай пузырь!Щас порвём пизде верзоху!
Катерина отбивалась как кошка, но вскоре бутылочное горлышко таки вошло тугим рывком ей в анус. Девчонка завизжала и описалась. Ребята глухо хохотали.
— Звони дяде Мутю, — Шлёпнул Мигунчика по ягодице Газуго, — Заказ исполнен: пусть тащит нам говна три веса, как обещался:
— Да, да, звони Мутю! — Наперебой кричали мальчики, но тут неподвижный до этого Сеня вдруг ожил.
Рванув за ноги ближайшего к нему — Газуго — он опрокинул его, да так, что тот, падая, ударился о край стола затылком; сейчас же Сеня овладел головой его и, мощно крутнув, сломал шею (не все заметили, что Газуго в агонии жидко обгадился). На Сеню сверху прыгнул Витруха, но был опять опрокинут, придавлен — и вот уже стальные руки Семена намертво сомкнулись на его шее. Мопед и Мигунчик переглянулись. Первый смело оседлал рычащего яростью борца, а второй обрушил на его голову с десяток ударов хрустальной пепельницей. Хватка Семена ослабла, но Витруха уже не подавал признаков жизни. Внезапно в сторону бойцов метнулась Катя. Не сразу стало ясно, что в руке её неизвестно как оказался столовый нож. Сидевший на Сене Мопед сразу получил лезвием, а бросившийся ему на помощь Мигунчик поскользнулся в говне и упал. Слабонервного Зибунка немедленно вырвало, а тщедушный Могад прянул к выходу, да только ведь дверь предусмотрительно заперли накануне сами заговорщики: Тем временем Кате удалось нанести лежавшему на полу Мигунчику проникающий укол в горло, а Сеня, стряхнув с себя истекающего кровью Мопеда, ухватил его за волосы и несколько раз пизданул лицом о подоконник. Хрипя, Мигунчик обхватил Катю руками: они покатились по полу, уронив бледного Зибунка. Семен поднялся и, настигнув одним прыжком возившегося с дверным запором Могада, поразил его ударом колена в позвоночник. Могад обвис как тряпочка, даже не успев обосраться. Уверенным движением тренированных пальцев Сеня с хрустом смял ему гортань («Помогите! Убивают!» — Прорезался вдруг сиплым контральто Зибунок, ломясь в приоткрытую форточку). Прежде чем Мигунчику удалось вырвать у Кати нож, он получил еще как минимум восемь ран, на губах его показалась пена, что свидетельствовало о повреждении лёгких. Катерина вскочила, взяла в руки стул и встала в защитную стойку. Но Мигунчик был уже слаб. Шатаясь, он почти вслепую размахивал лезвием, когда Семен сплеча саданул его вымазанной кровью и калом бутылкой в висок. Мигунчик выронил нож, упал лицом вперед и больше не двигался.
Катя поставила стул на место. Вдвоем с Семеном они подошли к бившемуся в истерике Зибунку и стали его грызть. Зибунок трепыхался как рыба. Сеня разорвал ему зубами щеку и шею, Катя откусила 2 пальца на руке и половину хуя. Когда Зибунок обмяк, они взяли нож и уже вполне деловито, без спешки, стали кромсать его тело, сглатывая кровь и смакуя жилистое мясо. Сеня проник бедолаге в череп и лакомился мозгом. Катя задумчиво посасывала нарезанное ломтиками сердце.
Какова же, собственно, мораль этой истории?
А всё очень просто: никогда нельзя сдаваться. Всегда надо биться до последней, как говорится, капли крови. Звучит банально? Увы и ах, но жизнь в своих проявлениях редко балует нас. Бейтесь, пока не потеряете сознание. Человеческое тело достаточно прочно, а боль — не так страшна, как рисует воображение. Умирать необходимо, как и жить: сражаясь. Лишь тогда тело ваше золотые червячки будут есть.
Золотые червячки питаются несгибаемой волей.
Они большие гурманы, о, да.
Золотые червячки подобны ветру в поле.
Сегодня — здесь, завтра — там: Горе им — не беда.
Золотые червячки бесстрастны и спокойны.
Тысячелетия для них — плевок в море.
Они терпеливо ждут, когда появится достойный.
Питаться падалью — непристойно.
Золотые червячки страстно жить желают,
И жизни сок для них — нужда и самоцель.
Именно поэтому не видно края
У совершенства Вселенной, застывшей как жир в холодце.
А крысиная гонка, как прежде, продолжается.
Тараканьи бега всегда были популярны.