Чокнутая (эрофантастическая повесть). Часть 3

Чокнутая (эрофантастическая повесть). Часть 3

«На планете революция», иронически сказал я себе, — «сотни тысяч умов волнуются, гудят, излучают бурную энергию. За два часа ты поднял революцию на целой планете. Гордись!»

Что было потом, я не помню — скорее всего, я заснул или впал в забытье.

***

Когда я очнулся — меня держал за руки Ыййя. Я взглянул ему в глаза — и понял: Аэа была здесь.

Я оглянулся лихорадочно, как дикий зверь — и увидел ее. Она лежала без сил и движения, покрытая таким плотным слоем золота, что я никогда не принял бы это тело за живого человека, если б не ЗНАЛ.

«Получилось!» — мелькнула мысль, и вслед за ней — другая: «она жива?» И тут же какое-то чувство подсказало мне: жива, но почти при смерти…

Мы — я, Аэа, Ыййя и еще несколько человек — находились на арене какого-то амфитеатра — точь-в-точь, как в Древней Греции. Вокруг нас стояли сотни и тысячи людей. Все это казалось мне видением или кошмаром; я ничему не удивлялся и ни о чем не думал, кроме Аэа.

— Главное — смыть с нее краску, — говорил Ыййя, — но мы не знаем, как. Нужен растворитель. Мы можем постигнуть его состав, но на это нужно время — несколько дней, а может быть, неделя. Аэа может не дожить.

Мой мозг был притуплен истощением и всем, что мне пришлось увидеть и испытать, — но эти слова заставили меня вздрогнуть. Я подошел к Аэа, как сомнамбула, и… вдруг во мне возникло намерение, которое, наверно, я бы подавил, если б моя голова была бы яснее. Не соображая, что делаю, я лег на Аэа, ввел свой член, подскочивший, как по волшебству, в ее вагину, шершавую от краски, и начал трахать ее на глазах у тысяч человек.

Я не смог бы объяснить, почему я так делаю: какой-то голос будто подсказывал мне, как поступать, и я слепо слушался его.

Люди зашумели. Вновь я ощутил гул, который слышал раньше… но одновременно с этим произошло нечто необыкновенное: я почувствовал в паху удар горячей волны — как электрошок, только без боли, — между наших ног сверкнула голубая искра, и я почувствовал, как вокруг наших гениталий набухает какой-то вихрь, набирающий энергию… почувствовал, что из Аэа в меня идет мощный поток, наполняя меня силой;Аэа пошевелилась, открыла глаза — и наши взгляды пересеклись…

Я не могу описать то, что произошло со мной в этот момент: я будто ворвался в ее глаза, прильнул к любимой душе, слился с ней; и все это время мои бедра яростно трахали Аэа, подмахивавшую мне все сильнее и сильнее. Вокруг нас рвались голубые искры; мы, сцепившись взглядами и гениталиями, стремительно неслись к сладкой смерти — мне казалось тогда, что оргазм убьет нас — и, когда наши гениталии начали ныть и рваться на части, кожа Аэа вдруг сморщилась.

Смертная сладость падения в оргазм отдалась вдруг холодом — мне показалось, что Аэа умирает, — но тут же я понял, что это не кожа, а слой краски: он набух, будто какая-то сила отделила его от кожи, весь пошел трещинами, раздробившими его на мелкие кусочки, — и вдруг Аэа полыхнула голубой вспышкой, сорвавшей с нее золотой панцырь, как одежду. В воздухе мелькала золотая пыль, и мы с Аэа с ног до головы обсыпались золотой пудрой, сквозь которую виднелась чистая, бледная кожа Аэа и ее черные волосы. Она яростно скакала подо мной, насаживаясь на меня и стряхивая с себя золотые ошметки… Мы кончали вместе; я обнял Аэа, слился с ней в единый комок и провалился куда-то в сияющую бездну.

***

Очнулся я в густой траве. Надо мной было высокое лиловое небо, плотное, как бархат; на мне сидела Аэа — и нежно ебала меня, раскачиваясь на моем члене.

Она была голой, как и я, и совершенно чистой; только в волосах поблескивали отдельные золотинки. Она ласкала меня везде, где моя кожа ждала ее прикосновений; она обволакивала мой член скользкой, нежной вагиной — так, что я набухал и сочился ее любовью, как спелый персик; из ее тела в мои гениталии лилась теплая волна энергии, наполняя тело мурашками… Мне было сладко и удивительно. Я обнял любимую, вдавил в себя ее бедра — и кончил, растворяясь в ней, как во сне…

Мы долго лежали, обнявшись, на траве, впитывали друг друга, слившись в единый комок, беседовали, не открывая рта… Снова я стал Аэа, а она – мной; меня даже не интересовало, чем закончилась революция, как спасли Аэа, что будет с нами дальше; главное – мы были вместе.

Если попытаться выразить нашу беседу словами – получился бы примерно такой диалог:

— Где мы?

— На моей планете.

— Почему мы одни?

— Не знаю. Я очнулась недавно. Наверно, нас положили на землю, чтобы мы впитали энергию планеты.

— Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше, хоть пока еще я очень слаба. И ты очень слаб. Нам нужно восстановиться.

— Я люблю тебя больше всех на свете.