Вот, захотелось поделиться. И пережить снова, пока пишу.
Мы с мамой ездили вдвоем на юг в Крым и на Кавказ много лет. Мама после развода отдыхала там вовсю, очень много мужчин. Мы тогда отдыхали с подругой мамы и ее детьми вместе. Мама и подруга познакомились с компанией мужчин, и ушли с пляжа с ними. Я пришла через час домой, в квартиру, которую снимали. Там на диване в зале сидели двое полуголых мужчин и смотрели телевизор, а на кухне еще один, пил пиво. Мамино платье лежало на диване рядом, и ее купальник на ковре рядом с диваном.
— А где мама? — довольно тупо спросила я.
Они стали улыбаться, переглядываться, ухмыляться, и один сказал:
— Она сейчас занята, подожди. Она в спальне, отдыхает.
А второй засмеялся и сказал:
— Ну, не совсем чтобы отдыхает… — и они посмеялись все.
Я зашла на кухню и налила себе кваса из холодильника. Было очень жарко. Тот, что сидел за столом, странно так смотрел на меня. Тут дверь спальни открылась, мужчины в комнате о чем-то перебросились словами — и в кухню вдруг вошел совершенно голый мужчина, налил себе воды из-под крана, посмотрел на меня.
— А это что за малышка?
— Это ее дочка.
— Дочка? Дочка это хорошо, — он смотрел на меня, пил воду, и нисколько меня не стыдился.
Я впервые видела голого мужчину. И то, что у него там. Тот, с пивом, спросил:
— И как тебе мамочка?
— Мамочка хороошая, тугая такая, горячая. Любит это дело, любит. Там сейчас Серега пошел, пообщаться, — он посмотрел на меня, — а ты? Тоже любишь это дело, а? Любишь?
Я оцепенела прямо.
— Какое дело? — пискнула так, неожиданно для себя как-то полузадушенно.
— Да вот это, — он подошел ко мне, сидящей на табуретке, совсем близко, его член был прямо перед моими глазами.
И он — рос! Он увеличивался!
— Брось, не лезь к ней, она ж наверное, целковая еще.
— Ну и фига. Во рту ж целки у нет же, а, деточка, во рту нет?
Я машинально, не понимая, как в тумане, завороженная прямо, пробормотала:
— Нет…
— Ну и умница.
Он погладил меня по голове, погладил ухо, шею, провел по лицу, потом взял за подбородок, приподнял лицо — и взяв второй рукой свой выросший член, провел им мне по лицу… по губам… по щеке… Потом заставил меня раскрыть губы и и вложил мне его в рот… Он держал меня за волосы, за голову, и сказал, чтобы я сосала губами. А потом стал водить головой по нему, и толкать вперед-назад… Было так жарко… Я так дышала… Пот тек мне по лицу… Он убыстрил и усилил движения, прижал голову, замер, наполняя мне рот… таким… вязким… как белок яичный… горячим… пахучим… Я надула щеки, чтобы не подавиться… Потом он во рту стал уменьшаться, мужчина отстранился, поводил мне им по губам, погладил по щеке… У меня из рта текло по подбородку, я судорожно глотала и облизывала губы… Я не могла поднять глаза… щеки горели… и — было приятно. Когда я чувствовала напор и крепость щеками, губами, когда касалось неба, когда услышала стон мужчины…
Стон удовлетворения, утробного удовольствия… Которое дала я. Я! Я!!! И напряжение внизу живота… Каменный просто лобок… И мокро… Горячо там… И сладко ноет грудь… Мне казалось, такое ощущение, болезненное такое и приятное — что соски прорвут сарафан, такое напряжение… Я мелко-мелко дышала, опустив глаза — а ко мне подошел тот, второй, что смотрел все это время… Как я… Как со мной… Делают это… Он расстегнул джинсы и дал мне в рот свой, уже торчащий. И делал тоже самое. И мне снова это нравилось. Первый сказал, что я хорошая.. Хорошая соска. Такая, как мама. Второй держал меня за голову и говорил негромко надо мной: